Книга Вавилонская башня. Крушение., страница 58 – Силвиу де Абреу

— Послушай, Клаудиу, — сказала Диолинда. — Ты не рассказывал Лусии о том, что это мы отвезли Эглантину в Торговый центр?

— Я?! Да Бог с вами! Конечно, нет!

— Смотри... Не забывай, Клаудиу: ведь это ты вез ее инвалидную коляску. Так что если будут кого-то обвинять, то уж никак не меня! — пригрозила ему Диолинда. — Дай-ка мне пару желтеньких таблеток...

Теперь оставалось уладить дело с Эдмунду. Он, без сомнения, будет против того, чтобы Бина жила в его доме. Но она его как-нибудь уломает. Ей пока не хотелось раскрывать сыну своих тайн. Эдмунду «вернулся» из Португалии необыкновенно возбужденным. Сообщение о Бине он пропустил мимо ушей. В двух словах рассказал матери о состоянии их усадьбы близ Лиссабона и, заметив, что Клаудиу прислушивается к их беседе, резко сказал:

— Клаудиу, пойди, пожалуйста, на кухню. Мне надо поговорить с мамой.

Когда Клаудиу нехотя удалился, Эдмунду произнес:

—— Кажется, я придумал, как отомстить Лусии.

— Неужели?

— После этого я очень сомневаюсь, что она и Сезар останутся вместе.

Диолинда вопросительно уставилась на сына. Эдмунду прикрыл дверь за Клаудиу и вернулся к матери.

— Я решил организовать Комитет защиты пострадавших от взрыва. Или ассоциацию...

Диолинда разочарованно хмыкнула:

— Очень благородно с твоей стороны. Но при чем тут Лусия?

— Я потребую от Сезара Толедо выплаты всех причитающихся компенсаций.

— Это хорошо, — все еще не понимала Диолинда, — но опять же, при чем тут Лусия?

У Эдмунду было такое лицо, будто он вот-вот вытряхнет какую-то карту из рукава.

— Мама, как ты думаешь, кого я найму в качестве адвокатов?

Тут до Диолинды дошло.

— Гениально? — прошептала она. — Ты обратишься к конторе «Монтейру, Наварру и Праду».

— «... и Праду», вот именно! — в упоении от собственной затеи воскликнул Эдмунду. — Первых двух я приглашу на ужин. Я сумею убедить партнеров Лусии принять мое предложение. Любой адвокат был бы в восторге от такого дела, вокруг которого наверняка поднимется ажиотаж, будут виться журналисты... Монтейру и Наварру заставят и Лусию поучаствовать в моем проекте... Она будет вынуждена пойти против своего Сезара, иначе ее профессиональной карьере конец! Ну, как тебе мысль?

— Архигениально, — восторженно одобрила Диолинда.

С того момента как Энрики познакомился с Селести и ее сыном, его не оставляла мысль переселить их в Сан-Паулу. В этом с ним были солидарны и остальные члены семьи Толедо: и Марта с Сезаром. желавшие, чтобы внук рос у них на глазах, и Александр. Все, кроме Вилмы. Вилма своим женским чутьем угадала истинную причину намерений мужа.

— Ты в нее влюбился, вот в чем дело, — поставила она диагноз. — В последнее время ты сильно изменился. На женщин больше не заглядываешься...

— Вилма, ты бредишь! Я еду за своим племянником!

— Ничего подобного. Племянник — это просто предлог. Эта женщина тебя зацепила!

— Хватит! — Энрики рассерженно стукнул кулаком по подоконнику. — Я поеду за ними — и точка!

Видя, что на этот раз муж настроен решительно, Вилма, проклиная и его, и Селести, сдалась. Но она твердо заявила, что намерена сопровождать его в этой поездке. Энрики вынужден был согласиться.

...Как только Селести открыла им дверь, Энрики понял, что Вилма была права. Он и в самом деле ехал за ней, за Селести. Все его мысли были о ней. И он должен уговорить се поехать в Сан-Паулу. Энрики смотрел на нее, не замечая ничего вокруг. К Селести заскочил брат ее подруги Жильберту — спросить, не требуется ли ей помощь, а сам как завороженный уставился на Вилму.

В другое время Энрики заметил бы это, а сейчас он был сосредоточен на одном: убедить эту женщину поехать в Сан-Паулу.

— Нет-нет, — сразу отрезала Селести, выслушав его предложение. — Мы люди разного круга. Я не поеду.

— Я согласна с Селести, — тут же встряла Вилма, — здесь у нее есть подруга... и ее брат. В Сан-Паулу ей все чужое. Она будет чувствовать себя одинокой.

— Мама, а я хочу поехать к бабушке и дедушке, — подал голос Гиминью.

— Смотри, он хочет! — обрадованный поддержкой ребенка, — сказал Энрики. — И правильно? У нас такой красивый дом...

— Красивый, но там порядок устраивать нельзя, — подхватила Вилма. — Толком даже не поиграешь! Бабушка все время ворчит!

Энрики устремил на жену негодующий взгляд. Вилма увидела по лицу Селести, что она достигла своей цели.

— Вы не покажите мне сад? — обратилась она к застывшему на месте Жильберту.

Тот с готовностью распахнул перед ней дверь. Гиминью побежал следом за ними.

Когда они вышли, Энрики предпринял последнюю попытку:

— Селести, забудь о том, как мы с тобой познакомились… Если бы я знал, кто ты, я никогда бы себе этого не позволил!

Селести опустила глаза, в лице у нее что-то дрогнуло.

— Но я вовсе не потому не хочу ехать в Сан-Паулу. Я тебе уже сказала: мы слишком разные люди. Я и мой сын привыкли к одной жизни, а ваша семья – к другой. Вы богатые, а мы нет.

— Но это глупость! — воскликнул Энрики.

— Нет, не глупость, — тихо, но твердо проговорила Селести.

— Подумай о сыне! О его будущем! В Сан-Паулу у него будет все самое лучшее...

— Нет, у меня другие планы. Я хочу перебраться на новое место, но не в Сан-Паулу. Ни мне, ни Гиминью там делать нечего.

Разочарованный, Энрики вышел в сад. Вилма о чем-то оживленно болтала с Жильберту. Прежде она не снисходила до бесед с такими непрезентабельными, развязными типами… Энрики подхватил племянника на руки.

— Давай попрощаемся, Гиминью, — сказал он. — Наверное, зря мы с Вилмой приехали...

— Да? — небрежно осведомилась Вилма. — Ничего не вышло? Надо же, жалость какая!..

Марта и Бруну как-то сразу нашли общий язык. Тогда, на отпевании Гильерми, они обменялись несколькими словами, и Марта почувствовав к нему доверие, пригласила Бруну к себе. Он принял приглашение. И спустя некоторое время стал частым гостем этого дома.

Конечно, они больше всего говорили о Гильерми. За время его пребывания в клинике Бруно успел очень хорошо узнать и полюбить младшего сына Марты. Марте было приятно, что кто-то о ее бедном, непутевом Гильерми отзывается с уважением.

— Он был очень дружелюбным и мягким человеком, — рассказывал Бруну. — Правда, сначала Гильерми показался мне чересчур скрытным... Но позже я понял, какая у него тонкая и ранимая душа.

— Но почему он пристрастился к наркотикам? — этот вопрос не давал Марте покоя. Она чувствовала свою вину перед младшим сыном.