Книга Воздушные замки. Соперники, страница 65 – Эуклидес Маринью

Сели смотрела па сестру и горячо молилась за всех своих близких, прося не оставить их без поддержки среди происходящих житейских бурь.

— Папочка! Я так люблю тебя, так тебе благодарна! — прочувствованно говорила Бетти со слезами на глазах.

Стоя на пороге родного дома, собираясь покинуть его навсегда, она особенно остро чувствовала свою связь с семьей, которая, наконец, воссоединилась, став ей тылом и поддержкой. Отец объединил се с сестрами, она сблизилась и сдружилась даже е Жулией, а еще год назад она не могла себе представить ничего подобного.

— Как жалко, что мама не дожила до этого дня! Как бы она за меня порадовалась! — продолжала Бетти. — Но я уверена, где бы она ни была сейчас, она увидит меня входящей в церковь.

Лицо Отавиу напряглось, и выражение стало отчужденным и неприятным.

Прости, папочка! — огорченно воскликнула Бетти,— я причинила тебе боль, но, поверь, я этого не хотела!

— Что ты, что ты, дорогая! — спохватился Отавиу, вновь с нежностью обнимая дочь. — Я очень хорошо тебя понимаю и разделяю твои чувства.

Бетти не хотела опаздывать в церковь, но и приезжать туда заранее ей тоже было не к лицу, поэтому поехали, точно рассчитан время.

Но вышла неожиданная задержка: их машину остановил Раул.

— Бетти! Еще не поздно! Подумай! Все можно переменить, — горячо заговорил он. — После нашей последней встречи я много думал о нас с тобой и понял, что ты равнодушна к Арналду. Ты сама сказала мне об этом, признавшись, что даже не хочешь любви, дорожа своим душевным покоем. Но ты же пришла ко мне! В самые тяжелые минуты ты приходила ко мне, мы всегда были с тобой вместе. Никакое богатство не заменит любви, преданности и уважения. Бетти! Еще не поздно!

Он смотрел на Бетти такими глазами, что расчувствовался бы и камень, но Бетти не была каменной, и поэтому ей нужно было хорошенько взять себя в руки, чтобы не поддаться непрошеным чувствам.

— Я ценю нашу дружбу, Раул, она мне очень дорога, потому что ты сделал все, чтобы наш брак с Арналду состоялся, — вымолвила Бетти, давая понять, что на большем настаивать бесполезно.

— Мне очень жаль, дружище, — вздохнув, обратился к молодому человеку Отавиу, — я болел за тебя!

Арналду уже нервничал, не видя в церкви невесты. Не хватало только, чтобы Бетти выкинула какую-нибудь штуку.

Гонсала всячески успокаивала сына, просила не нервничать, не волноваться. К чему отравлять беспокойством свой самый торжественный в жизни день?

Сели, приехавшая в церковь заранее, чтобы полюбоваться ее убранством — корзинами с лилиями, расставленными у алтаря, белыми и розовыми розами у статуи девы Марии, видя беспокойство жениха, выскользнула за дверь, чтобы посмотреть, не подъехала ли уже машина, и встретить сестру.

Она остановилась наверху лестницы и вдруг скорее почувствовала, чем увидела рядом с собой протянутую руку, торопливо достала кошелек и вложила в нее монетку.

— Ты будешь счастливой, очень счастливой, тебя ждет удивительное будущее, — пообещала нищенка, и Сели невольно взглянула на нее внимательнее, потому что привычная благодарность прозвучала в какой-то совсем иной тональности и была выражена совсем в других словах. Но нищенка уже растворилась в толпе, а к лестнице подъехала машина. И когда из нее вышла невеста, Сели не могла сдержать восторженного: «Ах!» — так хороша и трогательна была ее сестра.

И вот уже жених с невестой стоят у алтаря, умиленные гости с букетами расселись по скамьям, величаво загудел орган, воздел вверх руки священник в кружевной альбе, — церемония началась.

Прозвучало ясное и твердое «Да» Арналду, пронеслось как шелест едва слышное «Да» Бетти.

— Во имя Отца и Сына и Святого духа, — произнес священник, соединяя руки венчавшихся, — поцелуйтесь, дети мои!

Молодые уже двинулись к выходу, окруженные растроганными родственниками, как вдруг торжественную тишину собора нарушил истошный вопль:

— Ева?! Не может быть! Я узнал! Узнал тебя, проклятую! Убирайся отсюда, мерзавка! Не лезь в мою жизнь! Я побью тебя! Побью! Ты — гадина! Настоящая гадина!

Отавиу с криком расталкивал толпу и рвался к дверям собора.

— Она была здесь и сбежала! — кричал он. — Но я не дам ей приблизиться к вам, она никому не испортит жизнь, проклятая ведьма! Пустите меня! Пустите! Я должен обезвредить проклятую!

Всеобщее замешательство, смятение.

Сообразил, что делать, один только Шику. Он бросился к Отавиу, попытался взять его за руку, успокоить, утихомирить, но тот продолжал кричать и рваться вперед.

Бетти горько-прегорько разрыдалась.

— Конец! Всему конец! Кончена моя жизнь! — причитала она.

Арналду и Гонсала принялись ее успокаивать.

— Что за мысли, Бетти? Откуда они? — ласково обнимая невестку, говорила Гонсала. — Сегодня самый счастливый день твоей жизни, никогда и никто не способен его омрачить.

— Меня ждут одни несчастья, я обречена на них, такая моя судьба, — продолжала плакать Бетти. — Кто бы мог подумать, что мой отец, мой любимый отец, испортит мне свадьбу!

Бетти уже не хотела ничего — ни гостей, ни свадебного путешествия, все задернулось для нее мраком, все сулило беду.

Но так ли был виноват в этом Отавиу? А может быть, это было ощущение Бетти, которая поняла, что сделала непоправимый шаг и пути обратно больше нет? Может, поэтому она кляла свою судьбу и горько оплакивала ее?

Сначала Бетти винила отца, а потом стала винить себя.

— Это я внушила ему мысль о маме, — говорила она, — я сказала, что она присматривает за мной. Мне нужно быть рядом с ним!

— Поезжай спокойно, — принялась убеждать ее Гонсала, — мы все очень любим Отавиу. мы побудем с ним. Мы его не оставим.

Но происшествие не могло не наложить печального отпечатка на свадьбу. Болезнь Отавиу на многих произвела угнетающее впечатление.

Сан-Марино первым высказал мнение, что Отавиу нужно поместить в психиатрическую клинику, и как можно скорее.

— Болезнь будет развиваться, и толкать его на непредсказуемые поступки, — говорил Сан-Марино Жулии. — Если вы надумаете искать врачебной помощи, я постараюсь поместить его в самую лучшую клинику.

— Я посоветуюсь с Лидией, — ответила упавшим голосом Жулия, — такие ответственные решения я не могу брать на себя.

— Я тебя понимаю, — согласился Сан-Марино, — но имей в виду, ты всегда можешь рассчитывать на мою помощь.

Гонсала краем уха услышала разговор о психиатрической клинике, и он ее очень рассердил. Скорее она бы сочла душевнобольным своего бывшего мужа, а вернее, у него не больная душа, а мертвая!

— Вечером мы тебя не ждем, Антониу, — сказала она, ты сам видишь, нам не до праздника.

Сан-Марино насмешливо склонил голову.