Онлайн книга «Проклят тобою»
|
Ручеёк журчит тихо, неспешно, будто рассказывает что-то простое и доброе. Можно наклониться, близко-близко, прислушаться и узнаешь самую важную тайну… Например, что за спиной двое. Морды гадкие, сами чумазые, разит от них, как от бомжей. Один тощий, как жердь. Другой коренастый. Оба лыбятся. — Ты посмотри, какая краля, Питер. Наверняка, дочь какого-нибудь богатея. — Верно, Майкл, — отзывается второй, — смотри, как бела и нежна. А волосы! Чистое серебро! Никогда не видел таких. Пытается схватить меня за косу, но я шарахаю его кувшином по голове и отскакиваю. Кувшин разлетается, а здоровяку хоть бы хны. Только стирает рукой кровь и зло ухмыляется. — А вот это, кралечка, — говорит он вкрадчиво, почти нежно, — ты зря. Так бы мы может с тобой по-доброму… Препираясь с одним, упускаю из виду другого. А он между тем заходит сзади, цапает меня грубыми ручищами за плечи, прижимает к себе. Хоть и худой, а грудь — как камень. — Держи её, Питер, крепче. Я спереди зайду. Извиваюсь, лягаюсь. — Ишь, брыкливая, — Майкл ловит мои ноги, жёстко стискивает и разводит. — Ничего, сейчас усмирим! Нет, только не это! Я ору, что есть мочи. Чтоб не только Ландар услышал, но и в замке штукатурка осыпалась. — Кричи-кричи! — ехидничает Майкл, задирая мне юбку. — Может, прибежит толстопузый папочка… И мы заставим его заплатить за невинность дочери… Над плечом самодовольно скалится (не вижу, но ощущаю кожей) Питер. — И доченьку приласкаем, — шепчет он мне в ухо, обдавая смрадным дыханием, — и папочке ношу облегчим. Холодный, с нотками стали голос, чеканящий слова, явно не входит в их планы. Поэтому когда из-за спины раздаётся: — Убрали. Грязные. Лапы. От моей. Жены. — Оба горе-охотника бросают меня (из-за чего я больно грохаюсь на землю) и уставляются на того, кто явился на мой крик. Я тоже поворачиваюсь и смотрю. Его окутывает чёрная аура. В руке дымится кроваво-красный зазубренный меч, по которому ходят алые молнии. Да и сам он, с горящими красными глазами, похож на исчадье ада. Просто невыносимо прекрасен. Мой супруг. Обыкновенный гончар. И тут меня накрывает сероватый сумрак. Живой, шевелящийся, полный шепотков. Противных таких, лезущих в уши, оседающих в голове. Слов не разобрать, шелестит, шипит, скворчит… Продирает холодом по позвоночнику. Подступает тошнотой к горлу. Так, бывает, мутит при мигрени. Сейчас голова не болит, но… Кажется, все мои мозговые тараканы повыползали из извилин и интенсивно шевелят усиками, перебирают лапками… Прямо по серому веществу… Гадко — не передать. Обхватываю голову руками и тихо скулю. Сжимаю виски, будто хочу выдавить оттуда всю эту пакость, что устроила там танцы… Зрение расфокусировано, но, тем не менее, ловлю в сизой мгле алые росчерки. Через шепотки прорываются крики, проклятия, хрипы… А потом мне на лицо падают горячие липкие капли. Провожу рукой по щеке — пальцы в красном… Кровь?.. Дымка рассеивается. То, что я вижу, приводит в ужас — ошмётки тел, вывернутые внутренности и прямо у моих ног — отрубленная голова с выпученными глазами… А посреди поля битвы, вернее, бойни, — мой иномирный муженёк. Нахохленный, с меча капает кровь, а вокруг фигуры — клубиться тьма. Вскрикиваю, но тут же зажимаю себе рот рукой. Меня колотит, давлюсь слезами… Ландар поворачивается на звук. И меня затягивает в вишнёвую тьму его глаз… Это уже слишком! Сознание отказывается справляться… Последнее, что слышу и чувствую, меня берут на руки и бурчат над ухом: — Бесполезная жена. Даже воды нельзя попросить… …Прихожу в себя от того, что поверхность подо мной мерно покачивается. Потом нескольких секунд дезориентации, в течение которых мучительно пытаюсь понять вновь, кто я, где и как тут оказалась. А когда память восстанавливается, осознаю, что лежу в телеге, а тёмная спина, что маячит впереди — мой муж. Отличный опыт. Так и запишем в анамнез: потеря сознания не возвращает домой. Что досадно, ибо хотелось. Не знаю, чувствует ли Ландар, как я копошусь, или у него глаза на затылке, но он оборачивается и буквально прожигает меня злым взглядом. — Как самочувствие? — спрашивает, тем не менее, почти дружелюбно. Киваю, потому что говорить не могу: голос не слушается, во рту сушь. Ландар командует Философу остановиться, протягивает мне кожаный бурдюк. Он прохладный и в нём так сладостно плещется вожделенная жидкость. Пью жадно, большими глотками, вода течёт по подбородку, мочит лиф платья. Напившись, вытираю губы и возвращаю Ландару тару. Вот, теперь можно и ответить. — Спасибо, — говорю я. — За воду. И за то, что спросили. Самочувствие — неплохо для той, кого пытались изнасиловать. Ландар сжимает кулаки, темнеет лицом, а глаза вспыхивают алым. — Они больше никому не навредят. Вспоминаю горячие капли, невольно тянусь к тому месту, куда они упали, словно там остался ожог. От воспоминания передёргивает. Тяну на себя плащ, которым Ландар меня заботливо укрыл. Ёжусь, прячусь. — Да, — он словно соглашается с моими действиями, — мы въезжаем в деревню. Лучше, чтобы этого, — он машет рукой в мою сторону, — не видели. Я понимаю: он имеет в виду не меня, а заляпанное кровью свадебное платье. На венок, наверное, тоже попало, да и увял он давно. Стягиваю и выкидываю прочь. Нужно отвлечься, переключиться, забыть хотя бы на время. Как хорошо, что едва мы съезжаем с пригорка, показывается деревенька. Рассматривать новое — лучший способ отвлечься. Тем более что зрелище открывается прелюбопытное. Никакой сочной зелени, ухоженных газончиков и снующих туда-сюда нарядных поселян, как показывают в фильмах студии Дисней. Убогие серые приземистые домишки по обе стороны единственной грязной улицы. Жители, которые встречаются нам, сурово нахмурены. Гонят тощую скотину, драят корявую посуду, кто-то мелет зерно жерновами. На нас глядят неприветливо. — Тварство! — сквозь зубы ругается Ландар. — А я надеялся здесь поторговать. — Так давайте поторгуем? — шепчу я, чувствуя себя заговорщицей. — Люди здесь не расположены к покупкам… — досадливо произносит Ландар. — Люди всегда не расположены к покупкам, даже когда заходят в мага… в лавку. |