Книга Война с деревьями начнется тринадцатого, страница 37 – Дидье ван Ковелер

– Я уволю своего технического консультанта, – отвечает карлик. – Но я с самого начала говорил, что это чушь собачья! Единственное разумное решение – вернуться к прежней системе. То есть восстановить Аннигиляционный экран! Мы возвратили на Землю душу Пиктона, и я знаю, как заставить его сотрудничать с нами. Дайте мне добраться до Томаса Дримма! Достаточно пригрозить ему пыткой…

– Вы представляете, сколько нужно времени и энергии, чтобы получить необходимое количество антиматерии и вывести ее на орбиту? – перебивает она. – Пиктону понадобилось на это десять лет, и он тогда не маялся внутри плюшевого медведя. Поэтому даже не думайте о прошлом, Эрмак. Мы разработали непостоянный источник энергии. Так давайте его стабилизируем.

– Но каким образом?

– Умертвим всех подростков.

Раскрыв рты, двое мужчин смотрят на министра, которая уронила эти три слова небрежным тоном, поправляя локон.

– Но, – лепечет доктор, – это… это…

Он замолкает, не в силах подобрать соответствующий эпитет.

– Ну?

– Это зло, – просто говорит он.

– Ну и что? – улыбается она. – Из зла рождается добро.

– Но это бессмысленно с экономической точки зрения, – замечает Эрмак. – Если мы сейчас умертвим всю молодежь, чтобы получить энергию для взрослых, кто потом будет обеспечивать пенсионеров?

– Они же и будут. В энергетическом отношении у нас 80 процентов подростков-мутантов, которые являются поставщиками энергии, и 20 процентов – ее потребителей. С экономической точки зрения это безупречная модель. Тем более мы отобрали лучших по генетическому материалу, социальному и финансовому положению. Пенсионеры не пострадают.

– К тому же, – подхватывает доктор, которому не терпится загладить свою оплошность, – через вакцину, поступившую в организм, можно передавать любые импульсы. Достаточно изменить длину волны. Сейчас все вакцинированные получили один и тот же импульс, но его можно усилить, уменьшить или вообще отменить процесс мутации. Это очень удобно.

– Прошу прощения, если испорчу вам радость, – замечает Джек Эрмак, – но хочу напомнить очевидное. Если из-за мутации доноры энергии умрут, то теперь, когда Аннигиляционный экран уничтожен, их души станут для нас недоступны.

– То есть, по-вашему, у растений есть душа? – равнодушно уточняет Лили.

Двое мужчин молча смотрят на нее. Она продолжает:

– Если мы доведем до конца мутацию подростков, прежде чем у них наступит, скажем так, смерть мозга, то их энергия никуда не денется, и ею будет очень легко управлять. Разве не так? Это психосоматическое явление, которое вызывает всплеск напряжения.

– Вы хотите сказать, – осторожно спрашивает доктор, – что их души покинут Землю, но жизненные функции будут поддерживаться их растительным ДНК?

– По крайней мере, это стоит проверить, мне кажется.

Поскольку Лили занимает в правительстве пост номер два, они выражают согласие, просто опустив веки, – на тот случай, если потом она обвинит их в провале эксперимента.

– Начнем, – продолжает она. – Беру первый попавшийся код. XX2B12K238.

Изображение искажается, словно я смотрю сквозь толщу воды, но через мгновение снова становится четким. Это код Дженнифер.

– Вы можете прямо сейчас ввести эту девочку в глубокую кому? – спрашивает Лили.

– Да.

– И повернуть мутацию вспять?

– Да. Но это займет больше времени.

– У меня его достаточно. Начинайте.

Она указывает доктору на монитор. Оператор поспешно уступает ему место за клавиатурой.

Не говоря ни слова, полковник медицинской службы негнущимися пальцами вводит буквы и цифры, которые я стараюсь запомнить.

– Видите, достаточно отправить обратно радиочастоту, которую клетки испускают при нормальном функционировании. В результате процесс кодирования, ведущий к мутации, останавливается.

– Пожалуй, нет, – Лили вдруг поднимает глаза вверх, туда, где находится моя точка обзора. – Мы увидим это завтра, на свежую голову. Прошу прощения за беспокойство в столь поздний час, господа, спокойной ночи.

Полковник и министр госбезопасности растерянно переглядываются и с холодной вежливостью прощаются.

– Мы закончили! – объявляет она, ни к кому не обращаясь. – Переключите систему в автоматический режим, чтобы нагрузка упала и не произошло отключения питания.

Операторы выполняют приказ, и через минуту в зале становится пусто.

– Итак, – вздыхает Лили Ноктис, откинувшись на спинку кресла. – Тебе хорошо спится в постели моего брата? Досадно, что ты так близко и ничего не можешь сделать… Однако, мой котеночек, я дала тебе все возможности, чтобы сорвать наши планы. Как жаль, что ты не знаешь, как ими воспользоваться.

С тяжелым вздохом она проводит шпилькой по своим наманикюренным ногтям.

– Не могу сказать, что до сих пор твое обучение во сне было однозначно успешным. Мы делаем то, что в наших силах, но ты буксуешь в развитии, мой дорогой. А все из-за этой любовной канители. Вместо того чтобы совершенствовать свой дар, ты культивируешь в себе уязвимость. Эта пагубная склонность тебя ослабляет, несмотря на все наши усилия… Однажды тебе придется решиться и разбудить в себе силы Зла, Томас, если ты не желаешь смерти тем, кто тебя любит. Да-да, а ты как думал? Они нам мешают, нам хотелось бы, чтобы ты немного принадлежал и нам… Кстати, в связи с этим у меня к тебе предложение.

Она нажимает шпилькой клавишу на своих часах, и на одном экране появляется мой отец, а на другом – мать. Они сидят за столом перед телевизором, непрерывно передающим сводки с фронта, ничего не едят и молчат. Она – полностью поглощенная своей обидой, он – подавленный чувством вины за сладкую измену, которая сейчас отравляет ему жизнь.

– Бедный Робер. Так стойко держаться против всех неудач, репрессий, разочарований, разрухи. Я – единственный радостный сюрприз в его жизни, и со мной он беспомощен, как ребенок. Совершенно неспособен управлять ситуацией, которую я создала. Виноват перед женой, отвергнут сыном, и пусть не ждет, что я принесу ему утешение, – только наваждение и страсть. Ты это знаешь. Итак, сделаем прогноз на месяц вперед. С вероятностью восемьдесят процентов вот к чему вы придете однажды за завтраком.

Несколько касаний шпильки, и на левом экране картинка меняется. Отец лежит на диване с открытым ртом и неподвижным взглядом, среди пустых бутылок из-под виски валяется пузырек с таблетками.

Я цепенею от ужаса, и картинка затуманивается.

– Отлично, Томас, ты сопротивляешься. Еще несколько дней назад ты бы сразу проснулся. И зря, потому что у меня есть средство избежать этого самоубийства. Одно-единственное, но крайне эффективное.

Она делает короткую паузу и поясняет:

– Надо, чтобы твоя мама умерла во сне. Тогда Робер перестанет мучиться чувством вины. А поскольку, кроме него, у тебя больше никого не останется, то он не покончит с собой.