Книга Горький пепел, страница 97 – Ирина Котова

– С ним все в порядке… – Это прозвучало так фальшиво, что и глухой бы поморщился.

– Майки, это мой сын. Не смейте мне врать, – свекровь говорила тихо, но от ее тона у меня мурашки побежали по коже. Так на моей памяти умела только Ангелина.

Новоиспеченный мэр сдался:

– Он ранен, сейчас в Вейне, госпожа графиня. Но его жизни ничего не угрожает! Вам не нужно было об этом знать!

– Догадываюсь, кто принял это возмутительное решение, – проговорила леди Лотта с усталой иронией.

Я тоже догадывалась. Как и о том, почему он до сих пор не позвонил.

– Я прикажу развернуть корабль, – сказала я. Свекровь кивнула.

– Но его светлость приказал доставить вас в Пески! – беспокойно воскликнул Майки. – В Виндерсе все равно опаснее, чем за Милокардерами!

Ну точно же. Надеялся, что мы уплывем достаточно далеко для того, чтобы возвращаться, поэтому и не звонил. Нет, мой муж не змей. Мой муж – коварная и бессовестная свинья.

«Он же заботится о тебе, Марина».

Конечно заботится. Но я с ума в Песках сойду от бездействия и отсутствия известий.

– Не переживайте, Майки, в Виндерс мы не вернемся, – едко ободрила его я. В душе воцарились покой и ощущение, что я наконец-то поступаю правильно. Леди Лотта положила голову мне на плечо, обняла, улыбаясь.

– Слава богам! – выдохнул Доулсон-младший.

– Детей и слуг высадим в порту, – продолжила я. – Они будут, как и прежде, жить в нашем доме, и в случае нападения вы отвечаете за то, чтобы переправить их в Пески. А я на листолете отправлюсь напрямую в Вейн.

– Но ваша светлость! – пробубнил Майки. – Это неразумно. И его светлость не позволит…

– Мне не нужно позволение, – отрезала я. – Я еду в Вейн.

– И я, – вторила мне свекровь. – Там мой сын. И я должна быть рядом с ним.

Леди Лотта ушла разыскивать Риту, чтобы рассказать ей новости, я же направилась к капитану Осокину. Он только вышел из капитанской рубки и хмуро посмотрел на меня, видимо, понимая, о чем я хочу поговорить.

– Ваша светлость?

– Капитан, – проговорила я, – ситуация у фортов изменилась. Я приняла решение возвращаться в Вейн.

– Моя госпожа, – тон его был сдержанным, но в глазах явно читались сомнения в моей адекватности, – простите, но это неразумно и крайне опасно. Я не могу этого допустить и, как ваш телохранитель в военной обстановке, настаиваю, чтобы мы продолжали путь в Пески. Иначе я буду вынужден либо действовать по своему разумению, либо сложить обязанности.

Ну вот почему бы ему не сказать просто «Да, миледи» и сделать по-моему? Внутри меня кипела такая смесь из остаточного страха, обиды, злости и нетерпения, что на споры сил почти не было. И напоминать, на кого капитан работает, не хотелось.

– Андрей Юрьевич, ваша помощь очень важна мне, – сказала я жестко. – Но этот корабль сейчас развернется и пойдет обратно в Виндерс. Не сердитесь и, прошу, не оставляйте меня – ведь до этого момента я была идеальным объектом охраны, правда?

– Вы вели себя очень разумно, – согласился он неохотно. – Поэтому я и удивлен вашим решением. Но моих людей достаточно, чтобы довести этот корабль до Песков вопреки вашему приказу, моя госпожа. Даже если я заслужу вашу немилость, в критической обстановке я обязан действовать в интересах вашей безопасности, иначе какой из меня охранник? И я не вижу причин, почему не должен этого сделать.

Я очень старалась сохранять спокойствие. Но это было непросто – опять меня, как ребенка, пытались куда-то сослать и что-то запретить. Я вспомнила леди Шарлотту – все же ее умение обходить острые углы было на высоте – и попробовала зайти с другой стороны:

– Вы, как глава моей гвардии, обязаны оберегать меня, но ведь и я, как герцогиня Дармоншир, обязана подавать пример стойкости людям герцогства. А я убегаю, вместо того чтобы оставаться на своем месте.

– Мы не в героической поэме, – поморщившись, сказал он. – Никто вас в вашем положении не осудит, ваша светлость.

Я выдохнула. Можно было добавить, что меня мучает совесть, что мне плохо, если я не занята делом, что я прикипела к Вейну и людям в нем. Но это было слишком личным и не убедило бы капитана гвардии. И я сказала единственное, что было способно изменить его решение:

– Андрей Юрьевич, я ведь могу в любой момент обернуться в птицу и улететь напрямую в Вейн. Могу заставить вас подчиниться мне, и вы даже не поймете этого. Но мне бы не хотелось терять ваше хорошее отношение или находиться в замке без вашей защиты.

Я не стала добавлять, что никогда в жизни ни того, ни другого не делала и вовсе не уверена, что смогу. Мне и угрозы-то дались с трудом.

Осокин остро взглянул на меня, словно примеряясь, не получится ли оглушить и связать дурную герцогиню, прежде чем она прыгнет за борт, поразглядывал немного – я встретила его взгляд, и он поджал губы и отступил. Поверил.

– Я сообщу капитану, что мы возвращаемся, – сказал он сухо. – И поговорю с Леймином.

– Спасибо, Андрей Юрьевич, – я улыбнулась с облегчением. – Вы ведь не уйдете от меня теперь?

– Нет, – буркнул он, вложив в короткое слово все неодобрение, и вновь открыл дверь в капитанскую рубку.

Мне пришлось выдержать еще один непростой разговор с Леймином, который уговаривал, увещевал, возмущался, а в конце договорился до того, что не пустит меня в замок без согласия герцога.

– С ним пока не связаться, – завершил он свою воспитательную речь, – но, уверен, как только он узнает о вашем решении, тут же запретит вам приезжать в Вейн.

– Запретит мне? Не пустите меня в мой дом? – уже раздраженно переспросила я. – Жак, вы знаете, как я вас уважаю, но это уж слишком. Довольно. Я приняла решение, я понимаю его возможные последствия и больше не желаю слушать ничего подобного. Я не спрашиваю у вас разрешения, а ставлю в известность. Вы так же служите мне, как и его светлости, не так ли?

Мне было неприятно от собственной резкости, тем более что Леймин для нашей семьи был больше, чем глава службы безопасности, но удушающей опеки я наелась еще в Иоаннесбурге.

– Примите мои извинения, госпожа герцогиня, – обиженно проворчал старик после паузы, и я представила, как угрожающе он вращает глазами. – Я действительно позволил себе лишнего. Как я понимаю, только лорд Дармоншир способен вас сейчас остановить. И повторю, – добавил он непоколебимо, – очень надеюсь, что он это и сделает.

Я положила трубку, чтобы не наговорить ему того, о чем потом буду жалеть. Иногда мне казалось, что мир состоит из людей, считающих, что лучше знают, как мне поступать.

Корабль разворачивался, а я стояла у поручней, подставив лицо ветру, – он ласково касался моих щек, и это успокаивало. Люку я звонить не стала. Сам позвонит. И я найду, что ему сказать. Заодно успокоюсь, переживу обиду и злость и смогу разговаривать разумно – во всяком случае, я очень на это надеялась. Потому что я так соскучилась по нему, меня так штормило, так кидало от нежности и гордости за него к желанию надавать пощечин, сделать больно и наорать, что становилось страшно.