Книга Уровень ненависти: Сосед, страница 66 – Иринья Коняева

— Нет, конечно! — возмутилась я. Придумал тоже, разборки в такой момент.

— Так и есть, смотри, — Андрей продемонстрировал мне коробку, где белым по черному было написано про тест на марихуану. — Две полоски — это все отлично, никаких гадостей не обнаружено.

Мы выдохнули. Засмеялись как ненормальные.

— Видимо, фармацев подсунула не ту пачку. Мы в такой панике покупали эти тесты, — озвучила я вслух и так понятное всем присутствующим.

— А на остальных по одной полоске, значит, ты не беременна.

А голос-то какой потерянный. Настроился уже, видимо. А я, признаюсь, вздохнула с облегчением. Не была готова. Вот ни капельки.

Или была?

— Хорошо нас разыграли старшие. Я ведь реально поверила, что беременна.

— И я.

Мы вышли из санузла и, не сговариваясь, пошли на кухню. Я машинально заварила чай, достала приборы, мед, шоколадку, от которой отъела один-единственный кусочек и забыла про нее. А теперь вдруг вспомнилось. Словно нужно было заесть сладким разочарование.

Разочарование?

Катя, ты это серьезно?

Посмотрела на примолкшего Андрея. Он расстроился и даже не особо-то скрывал, хотя обычно вел себя как альфа-самец. Все под контролем. Я властелин эмоций и повелитель юных дев.

Надо же.

— Слушай, я тут подумала, — нерешительно произнесла, присаживаясь рядом.

— О чем? — Он поднял на меня чуть апатичный взгляд. Встряхнул головой, избавляясь от нетипичного состояния. Притянул к себе на колени, распустил волосы, массируя их у начала роста. — Так о чем думает моя любовь?

— Я думаю, что ты хочешь ребенка.

— Ну, меня не пугает эта мысль. В отличие от тебя, — проявил он наблюдательность.

— Но ты хочешь, — настаивала на внятном ответе.

— Да. Хочу.

— И я тоже хочу. Кажется, — пробормотала неуверенно.

— Катя, когда кажется, креститься надо. Или да или нет, — потребовал и он ответа на самый важный из возможных ответ.

— Да, — выдохнула, глядя ему в глаза. — Мы ведь успеем построить дом и привести в порядок территорию, как сказала твоя мама?

— Катеночек, милая моя, любимая и родная, мы все успеем. Только вот, давай не будем вспоминать о моей матери в такой ответственный момент!

— Какой такой ответственный момент? Мы обсуждаем, чтобы как взрослые и разумные люди принять решение. Быть родителем — это ведь не так просто, как может показаться…

— Все решения приняты. Пора перейти к реализации, — напрочь отказался обсуждать любые вопросы Андрей. — И не спорь со мной!

Я посмотрела на этого командира. Ну до чего нахал! Самоуверенный, наглый тип! Сосед с перфоратором и восхитительно-сексуальным телом. С моей любимой татуировочкой, которую так интересно обводить пальцем, когда думаешь. Умный и чуткий руководитель. Заботливый мужчина. Моя мужчина. Любимый. Самый лучший!

— Не обещаю, что буду паинькой, — игриво поглядывая на него, заявила я.

— Будь собой. Я тебя такой люблю, настоящей, — прошептал он в мои губы, прежде, чем поцеловать.

* * *

Десять лет спустя

— Бабуля, ну скажи, — канючила я.

— Катя, уймись. Ты знаешь, где я работала, у меня подписка о неразглашении.

— Но она уже давно закончилась! Ну пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.

— Тебе эта информация ни к чему. Золя к тебе уже привыкла, не обижает, даже рада, что у ее сына такая замечательная жена. А уж после рождения внуков, так и вообще готова тебя на руках носить. Особенно за то, что ты ей их не навязываешь, — расхохоталась бабуля.

— Интересно. Я клянусь, что никому! Ни единым словечечком.

Мы сидели на кухне в нашем с Андреем доме и пили чай, пока остальные дрыхли. Я бы, признаюсь, выпила чего покрепче, так как в честь первого юбилея нашего младшего сына, Артема, съехалась вся семья. Еще и с ночевкой. В том числе мои «любимые» свекры. Нет, бабуля, конечно, права, меня давно никто не обижал, да и я могла запросто ответить что-нибудь едкое, если кое-кто перегнет палку, но Изольда Викторовна — это Изольда Викторовна. С ней всегда сложно.

— Мы на пару-тройку дней, — заявила она вместо приветствия, выпорхнув из машины вчера вечером. — Не будем никого стеснять, разместимся в сиреневой гостевой.

— К сожалению, она занята, — с улыбкой произнесла я, стараясь, чтобы голос звучал без злорадства. — Бабушка уже приехала, тоже пожелала разместиться именно там. Но вы можете поменяться, если договоритесь!

— Ясно. Плохо же ты заботишься о гостях, Катенька. Знаешь ведь, как мне нравится эта комната.

— Бабушке она тоже нравится. Так что я вынуждена заселять вас в порядке живой очереди! — Я развела руками, мол, простите, ничего иного не придумала.

Свекровь прошла в дом, словно он принадлежит ей вместе с обстановкой и всеми обитателями, но я лишь посмеивалась тихонько. С ней по-другому никак. Изольда Викторовна даже при общении со внуками держала себя в руках. Если бы я как-то не зашла случайно в детскую, никогда бы не поверила, что она может скинуть туфли, в которых ходила по дому, как актеры в американских фильмах, и сидеть играть с детьми в обычные, не нудные, не развивающие, не логичные, продуманные, рекомендованные психологами детские игры. И даже изображать паровозика или человека-паука!

Тогда у меня едва не вывалились глаза. Я на цыпочках сбежала в спальню и рассказала Андрею об увиденном. Он только посмеялся и сказал, что быть такого не может. И пошел убедиться лично. И так же на цыпочках и с квадратными глазами сбежал из детской.

— Ну и ну! Со мной она так никогда не играла! — В его голосе слышалась детская обида.

— То-то детки ее любят. Уж явно не за кружки и секции, куда она их водит.

— Им нравится.

— Я подозреваю, что они ходят есть мороженое и смотреть «отвратительные» мультики в кинотеатре, — скопировала я ее интонации.

— Все может быть, все может быть, — сказал тогда Андрей.

Но наше отношение к вредной и обожающей нравоучения бабушке Вити и Артема изменилось раз и навсегда. Наверное, ничто так не трогает сердце родителя, как найденный подход к их детям.

Но узнать тайну свекрови… Можно сказать, это стало моей навязчивой мыслью.

Но бабушка держала оборону.

Только вот почему-то именно сегодня решила приоткрыть завесу тайны.

— Ну ладно, так уж и быть, расскажу. Но в общих чертах! — предупредила она. — И под подписку о неразглашении.

— Да я хоть сейчас! — тихо, чтобы не разбудить полный дом родни, подтвердила намерения и подскочила, чтобы схватить блокнот для записей. — Что писать?

— Ой, Катька, не ерничай. Так расскажу. Но смотри, чтобы никогда никому.