Онлайн книга «Замыкающий»
|
Спал он тяжело и беспробудно на крашеном холодном полу, раскинувшись руками и ногами, и по-мужицки, с присвистом, храпел. Проснулся рано от холода. Глянул по привычке в окно и удивился тому, что стекло разбито и что в дыре не рябинка, а черемушка. Он сел на полу и увидел Надежду, нахохлившуюся и серенькую, как воробышек. Значит, это была Надежда, вспомнил он, и похолодел. – Дядя Петя, что вы наделали? – горько сказала Надежда. – Что, Надь? – негнущимся языком прошептал он. – А вот что. – Она показала на разбитое окно. – Это что, я?! – Это теть Нюра, – холодно ответила Надежда и ушла в горницу. Петр Матвеич вскочил, подошел к окну. Через дыру тянуло утренним холодом и на траве лежала белая крупка майского утренника. Он простонал и сел на стул, обхватив руками низко склоненную голову: – Че ж теперь будет-то?! – вздохнул он. – Да уж было, – горько ответила Надежда. Она вышла из горницы в пальто и возилась у печи, выгребая золу. Когда дрова в печи затрещали, она не закрыла печь, а глядела на огонь. На строгом ее, напряженном от внутренних дум лице играли огненные блики. Стол был пуст и прибран, пол помыт, только там, где спал Петр Матвеевич, оставался несвежий островок. Петр Матвеич представил, как Надежда обмывала вокруг него, закашлялся. – Досталось тебе, – посочувствовал он. – Да уж, досталось. – Она вдруг всхлипнула. – Вас бы так. Или уже привыкли? – Кто?! Ты о чем? – О том, как она материла меня. На все Почекалово кричала. Теперь все знают, какая я сучка. Кирпичи в окно швыряла. Теперь мне по деревне не пройти. – Пройдешь! – Нет уж! Теперь я одна не пойду. Хватит, настрадалася! Братец родной называется! Она заплакала сиротливо, по-детски вздрагивая тонкими прямыми волосиками. Петр Матвеич подошел к ней погладить по голове, но коснуться волос не посмел. Провел ладонью в воздухе и вздохнул. – Ты, дядь Петь, стекла готовь. Улицу-то не натопишь. А я пока сварю чего-нибудь. – Ладно. Я и дома позавтракаю. Она как-то странно глянула на него, но промолчала. Надежда оказалась запасливой бабенкой. У нее нашлось и стекло, и алмаз, чтобы резать его, и всякий другой инструмент. «От старого Басманова осталось», – грустно думал Петр Матвеич, вставляя стекло. Не пораздала, молодец, не порастеряла. Встатив стекло, он протер его чистой тряпкой и увидел стайку баб за палисадом, зорко вглядывающихся в окно. – Во базар! – простонал он. – Теперь пойдет работать телеграфа. За спиной у старой бабы торчала Яшкина испуганно-любопытная голова. Он поймал взгляд Петра Матвеича и крутанул пальцем у виска. Дело принимало слишком серьезный оборот. Надежда задернула занавески и подала на стол котлеты с кашей. Есть он не мог, но отметил, что котлеты столовские, плоские, а каша едва размазана по тарелке. Петр Матвеич вежливо расковырял котлету, но в горло она не полезла. Он вздохнул, оглядел небеленую печь и сказал: – Однако ты бабенка хозяйственная. Она усмехнулась и сразу постарела в этой усмешке. Потом вдруг поднялась, открыла шкапчик, достала вазочку с вареньем. Петр Матвеич вежливо взял в руки ложечку. Варенье было, как хозяйка, – никакое. Петр Матвеич похвалил варенье, а она не подняла глаз. – Ну, ладно, сиди не сиди, а не наседка. Ничего не высидишь. Пойду сдаваться. – Он поднялся из-за стола. – Ты, дядь Петь, никуда не пойдешь, – решительно сказала Надежда и побледнела. – Как это не пойду? Я еще не обезножел! – Обезножел! – Она прошла к двери и закрючила ее. – Ты теперь, хоть месяц, а живи у меня. – Надежда села на порог, перед закрюченной дверью. Говорила она устало и тихо. «Спятила», – подумал Петр Матвеич и закашлялся. – Надь, мне домой надо! У меня жена дома! Нюрка. – Теперь я буду твоей женой… Не бойся, – холодно сказала она, – не взаправду. А месяц-два поживешь. Чтоб… я замужем была. – Ты что, сдурела, дура? – До Петра Матвеича наконец дошло, о чем она говорит. – Да какая я тебе честь? Я старик! Я тебе в отцы гожуся!.. Ровно в отцы. – Ничего! Обесчестить сумел и стариком. Вон они у окошка со вчерашнего вечера гуртуются. Опозорить опозорил, теперь обеливай. Я тебя сюда не звала. – Она всхлипнула. – Я тебя выгнать не сумела. – Ну, ладно, Надь. Поговорят и забудут. Пусти. На каждый роток не накинешь платок. Пусти, мне пора. – Нет, дядь Петь, не пущу. – Во дура-то, а! Бабы же над тобою смеяться будут. Скажут, подобрала старика… – Пока вон не смеются, окна бьют. – Ну, ладно, ладно! Пошутили и будет. – Да какие шутки? Я же сказала: не пойдешь. У меня и ружье есть. – Стрелять будешь? – Буду, – холодно ответила она. – Надо же мне свою честь защищать. Самой. Батяня у меня больной. Брат – пьяница. Приходится самой о себе заботиться… Не успела она договорить, как на улице послышался шум, вставленное стекло окна разлетелось, и кирпич тяжело заскакал по столу. – Молодожены! Ети вашу… Я вам покажу медовую жизнь. Я тебе, старый кобель, устрою веселую свадьбу! – Голос Нюрахи звонкой стрелой влетал в разбитое окно. – Слыхали? – Надежда сжалась в кулачок. – Чего мне за так терпеть. Я хоть замужем побываю… – Погодь-ка. – Петр Матвеич ринулся к двери. – Не пущу! – Надежда раскинула руки. – Да подожди ты. – Он аккуратно отставил ее в сторону и откинул крючок. Во дворе на него фурией налетела Нюраха. – Нюра, Нюр!.. Ну, что ты делаешь? Ты выслушай, разберись! За воротами галдели бабы. На заборе висли ребятишки. – Че выслушать?! Как ты тут с молодушкой разжарился? На всю деревню страму навел. Кочет ты гребаный. Дорвался до бесплатного, ложкой хлебал… – Нюрка, дура! – Я те дам дуру! Я те покажу дуру. Лица у нее не было, на его месте живая, белая ярость сплошняком. Он не находил слов, чтобы успокоить ее, вернуть ее сознание, а только горестно и быстро повторял: – Нюрка, Нюрка! Ты че делаешь, дура? Во дура-то… Иди домой, я счас приду. – Я те приду! – Нюраха вдруг зашипела змеею и впилась ему в лицо ногтями, разодрала щеки. Он едва успел отцепить ее руки, а то бы остался без глаз. Она билась, как птица, в его руках слабенько и отчаянно, и, вырвавшись, поддала ему коленом в запретное место. – Чтоб духу твоего дома не было, проклятый. Нету у тебя дома теперь. Живи с этой шалавой. Ты пьянчужка, она сучка несусветная. На нее уж никто не смотрит, дак до стариков добралась. И детей у тебя нет, проклятый! Тетехайся с этой. Вы теперя парочка, баран да ярочка! |