
Онлайн книга «Красная мельница»
– Чего пишут?! Чего печатают?! – вдруг возмутился Климент Ефремович. – Ты только послушай! – Ну? Чего еще там? – Слушай. – Ну, читай уже, слушаю. «Победу Красной армии в Великой Отечественной войне с самого начала боевых действий предопределило ужасное состояние российских дорог. Это стало одной из главных причин, по которой немцы не взяли Москву осенью 41-го до наступления холодов…» Климент Ефремович отбросил журнал в сторону. – И это пишет наш всегда любимый «Огонек»?.. – Чего же ты хотел, дед? Перестройка. Гласность. Почти семьдесят лет, оказывается, не так жили. Теперь по-другому будем. Может, теперь второе солнце взойдет… Оба помолчали какое-то время. – Слушай, дед? – Ну? – У меня все из головы не выходит про этого… – Про кого? – Ну, про которого ты говорил, про офицера. – И что? – Может, он бы как-то помог Степану-то? – с надеждой в голосе поделилась мыслью бабка. Климент Ефремович ответил не сразу: – Кто его знает? Занятой, наверное, человек. В такой должности… Не до чужих ему проблем. – А может, как-то попробовать? – Как? И кому? Степану, что ли? Не такой у парня характер. Сама знаешь, не любит он на поклоны ходить. Весь в Люську. – А Люська в тебя. – А в кого же еще? Отец, поди, ей, – смягчившись в голосе ответил Климент Ефремович. – Ну, так как? – Не знаю. Подумать надо. Ну, сама посуди, даже если бы и так. Что? Приехать и здравия желаю, помогите с работой? Да и трудно к этому полковнику попасть. Там все по пропускам. Закрытая это организация. Во всех отношениях. И в прямом, и в переносном смысле. За-кры-тая. Понимаешь? – Да уж, – махнула та рукой. – Не дура. Как не понять? …Степан встал рано. Мама Люся вернулась с поездки, как всегда, уставшая. Вывалила из матерчатой сумки свертки на стол. Опустилась на стул. – Бросала бы ты, мам, эту работу. – Степан поставил сковородку на горячий кружок электроплитки. – Глазунью с колбасой сейчас сварганю. Мам, почем колбаска-то? – Нам, проводникам, со скидкой продают. Все-таки одна поездная бригада. – Барыги несчастные, – проговорил Степан, разбивая яйца. – Кто несчастный? – удивилась мать. – Да я так, мам. Никто. – Наших ругаешь? Что же ты хотел? Сейчас с каждым днем все дорожает. – Я о том и говорю. Скоро спекулянт на спекулянте ездить будет и спекулянтом погонять. – Ну, уж друг на друге они не поедут, – рассмеялась мать. – Правильно. На чужом горбу хотят в рай въехать. – У Степана шевельнулись на скулах бугорки. Он колдовал у сковородки с ножиком в руке. – Сынок? У тебя висок чем-то вымазан, что ли? Ну-ка, дай посмотрю. Мука, что ли? – Какая мука, мам? – Степан уклонился и отошел к окну. – Седина! – Мать всплеснула руками. – Конечно, седина! То-то я пустую обертку из-под красителя в мусорном ведре видела. Ты подкрашиваешь волосы? Подкрашиваешь, чтобы я не заметила седину?.. – Ничего, мам, все седеют, – улыбнулся сын. И добавил: – Рано или поздно. Какая разница? Когда пили чай, Степан спросил: – Мам, а что, дед действительно собрался раскопать дело своего отца? Та помолчала. – Он и раньше об этом подумывал, только особенно никому не говорил. Раньше об этом вообще никто ничего не говорил, это сейчас все смелые. Пишут в газетах, журналах. – Тяжелый случай, – вздохнул Степан. – Все похоронено в недрах архивов. – Кого бы знакомых иметь в этой системе, – отозвалась мать. – Кто бы из добрых людей смог помочь деду отыскать эти бумаги… Я уж, бывало, в вагоне своем и так и этак прицеливаюсь к пассажирам, все думаю, вдруг да подсядет кто из больших чинов по части архивных бумаг или еще чего. Я бы ему все рассказала. Все-таки дед – участник войны. Должны бы ему пойти навстречу… Но не встречаются большие начальники среди пассажиров в моем плацкарте. Такие, поди, только самолетами «Аэрофлота» летают. Не по нутру им наши задрипанные вагоны с вонючими туалетами… Степан молча сидел, покачиваясь на стуле. Вертел вилку. Бросив ее на клеенку, поднялся и прошел в комнату. Включил магнитофон. – Мам?! – позвал из комнаты. – Что, сынок? Степан вернулся на кухню. – Мам, а почему тебя все Люськой называют? Та замерла у раковины, перестав мыть стаканы с вилками. Смутилась. – А как должны-то? – Ну, там Люся, Люда, Людмила Климентьевна… – Значит, еще не старя твоя мать. – Скажи, мам, своим знакомым, чтобы тебя так больше не называли, хорошо? – Ладно, сынок, скажу. – Мать опустила стакан в раковину, не замечая, как льется мимо грязной посуды струйка воды из крана. Степан стал куда-то собираться. – Съезжу, проведаю деда с бабкой. Тут мне письмо одно пришло. – От кого? – От одного хорошего знакомого. По Афгану. – От сослуживца? – обрадовалась мать и энергично застучала посудой, радуясь, что тема разговора так быстро сменилась. – Да, сослуживца, – ответил Степан после некоторой паузы. – И какие новости? – Он согласился помочь деду. Разыскать дело его отца, то есть твоего уже дедушки. Дедушки Ефрема. – Правда? – Мать поспешила в комнату. Сын выключил магнитофон. – Кто-то из командиров? – Вроде того. Только ты пока, пожалуйста, ничего не спрашивай. Я сам еще толком ничего не знаю. Короче, поехал. Да и договорились завтра с дедом за грибами сбегать. – Степан поцеловал мать в щеку. На автобусной остановке малолюдно. Пасмурно. Обещает закрапать дождик. – Смотри-ка, попутчица! – развязно воскликнул рыжий, нагло дохнув перегаром прямо в лицо Светлане Николаевне. – А вы, я вижу, все не просыхаете? – узнала она парней, с которыми как-то ехала в поезде. С рыжим подошли еще двое. Повыше ростом костлявый и пониже крепко сбитый качок. – Тебе больше не нальем, у тебя мочевой пузырь дырявый, – говорил низкий высокому, переводя внимание на девушку. – А, это ты, деловая? И куда это мы, в натуре, собрались? Что-то подсказывает, что мы можем составить компанию! Степану еще издали не понравилась развязная компания. – Эй, клоуны, что от девушки надо? |