Онлайн книга «Синдром отторжения»
|
– Здесь забавно. Лида пригубила коктейль и осмотрелась по сторонам. В кафе были заняты почти все столики, но посетители говорили тихо, соблюдая негласные правила приличия. Возникало ощущение, что мы и правда сидим в музее – рядом с никелевым метеоритом и портретами планет. Лида задумалась. – Интересно, – сказала она, – а это настоящие фотографии? – Думаю, нет. – Я задержал взгляд на широкоформатном снимке Земли, тонущей в темноте. – Слишком уж… – Удачно получились? Да, возможно. Такие ракурсы и освещение. Хотя, может, просто обработаны. – Может, – согласился я. – И кстати, – Лида привстала из-за стола, пытаясь рассмотреть фотографии у дальней стены, – я что-то не вижу Венеры. Неужели убрали? – Да ладно! – Я завертел головой. – Может, где-то еще висит? – Нет. – Странно. Вроде конфликт исчерпан. С чего им убирать снимки. Да и вообще… – Это так пишут, что исчерпан. Как он исчерпан? Понятно, что они хотят суверенитет. Кому охота быть сырьевым придатком? С их-то экономикой сейчас. Лет через сто Земля станет третьим миром по сравнению с Венерой. – Ты сгущаешь краски. – Почему сгущаю? Я серьезно. Исчерпан? Нет. Конфликт будет исчерпан, когда Венера получит суверенитет. – Не знаю. Мало ли чего они там хотят. Да и что будет-то на самом деле? Первая космическая война? Ты же сама писала… – А жизнь часто похожа на скверную фантастику. Да и вообще зачастую обладает весьма странным чувством юмора. – Чувством юмора? – не понял я. – Ага, – ответила Лида, помешивая соломинкой коктейль, в котором плавали мелкие кубики льда. – Она ждет подходящего случая. В каком году у нас выпуск? Мой коктейль из ромашки стал вдруг отдавать полынной горечью. – Впрочем, я и правда стараюсь об этом не думать, – примирительно сказала Лида. – Подумаешь, какие-то фотографии. – Но если они действительно убрали Венеру, – задумчиво произнес я, – то, что повесили взамен? – Фотографии черного беззвездного космоса, – усмехнулась Лида. – Пустоты? – Ага, это было бы уместно. Кубики льда вновь закружились в ее бокале. Мы замолчали. В кафе стало шумно – люди за столами разговаривали громче, позвякивали бокалы, скрипели стулья. Близилось начало сеанса. – Надо бы нам для разнообразия походить по каким-нибудь другим местам, – предложил я, – без космоса. А то они постоянно напоминают… о том, о чем ты предпочитаешь не думать. – Но я люблю звезды, – сказала Лида. – Я тоже, – сказал я. Лида подняла бокал. – А еще я всегда так пьянею от рома. Я улыбнулся. Мы смотрели друг другу в глаза, не говоря ни слова. Ее надоедливая сумочка свешивалась со спинки кресла – оставленная, ненужная, – а рука с тонким серебристым колечком лежала на столе. Я вздохнул и, отодвинув в сторону стоящий на пути бокал – уже наполовину пустой, с тающими кубиками льда, – потянулся к ней. – А мы не опоздаем? – спросила Лида, убирая руку. Мы не опоздали. Большинство мест в огромном зале были заняты, и нам пришлось протискиваться между рядами, заставляя вставать устроившихся зрителей. Мы сели. Приглушили свет, и наши комфортные ложа – высокие, с вытянутыми подголовниками, как у кресел операторов нейроинтерфейса – плавно откинулись назад. Мы лежали рядом. Лида беспокойно теребила лямку сумочки и хмурилась, глядя в черный купол над нами – невероятный экран в сотни метров шириной. – Все в порядке? – прошептал я. Лида быстро взглянула на меня и отвернулась. – Я и не думала, что он такой большой, – сказала она. – Именно так, как я себе и представлял, – сказал я, хотя пустой погасший купол тоже вселял в меня необъяснимый страх. Послышался мелодичный голос ведущего – хорошо поставленный и ровный. Было трудно поверить, что это говорит живой человек. Нас приветствовали и просили подождать – через несколько секунд должен был начаться рассвет. – Рассвет? – удивилась Лида. Наконец зеленые таблички над дверями погасли, шепот в зале затих, перестали поскрипывать кресла. Мелодичный голос напевно произнес: – Проходят неуловимые мгновения, и на востоке, там, где еще совсем недавно сгущалась тьма… Голос потонул, поблек в свете. Экран залило неестественное белое сияние, похожее на вспышку при химической реакции взрывоопасных веществ, и прямо над головами, из пустоты, выплыло багровое, как сгусток плазмы, Солнце, повиснув в воздухе, точно шаровая молния размером с дом. Я невольно прикрыл глаза. Кошмарное Солнце всходило, взлетало к вершине купола, оставляя после себя тонкий, поблескивающий искорками шлейф – как хвост от горящей кометы. – Что за ерунда? – прошипела Лида. Полимерный купол неба медленно заливал оранжевый свет, сгущаясь у горизонта – там, где стены сходились с потолком. – В полдень… – прозвучал музыкальный голос. Солнце пролетело сквозь рдеющие потолочные своды, и закатные краски, игравшие на куполе, потускнели. Купол принял голубоватый оттенок, изображая оглушительно пустое дневное небо – без облаков, без Солнца, но странно светящееся изнутри. – Близится ве… – продолжал электронный ведущий. Небо тускнело – кто-то осторожно снижал яркость экрана, давая отдохнуть глазам. Но потом у подразумеваемого горизонта вспыхнуло багровое зарево, и голографическое Солнце – уже не такое яркое, выгоревшее за стремительный день – вновь возникло из пустоты у нас над головами. – Голографический проектор, конечно, впечатляет, – шепнула мне Лида, – но зачем все это нужно? – Детям, наверное, нравится, – предположил я. – Ага. Если человеку, всю жизнь просидевшему в подземелье, рассказать о смене суток, то он наверняка представил бы такую же ерунду. Между тем наступила ночь. Купол над нами погас, истлело призрачное Солнце, и заведенный голос завел скучноватую речь о звездах, забавно растягивая слова. – Это шоу длится уже сколько? Минут десять? – спросила Лида. – Нам пока что не показали ни одной звезды. – Интригуют, – сказал я. – Ага. Или проектор сломался. Темнота, которая поначалу, после ослепительного рассвета и заката, давала приятный отдых глазам, угнетала. Было похоже, что мы просто сидим в огромном зале, где выключили свет, и слушаем утомительную запись чьей-то пафосной речи, доносившейся с разных сторон из спрятанных в стену динамиков. |