Книга Тайна скифской чаши, страница 14 – Анатолий Тихомиров

— Прекрасный спектакль! Правда? Ну, разве это не чудо?

Анахарсис, не в силах оторваться от спектакля, так же восторженно отвечал:

— Я счастлив, что вижу всё это!

Когда спектакль закончился, зрители ещё какое-то время сидели тихо, а потом вскочили с мест, закричали и зааплодировали. Актёрам под ноги полетели цветы.

После представления афиняне не торопились расходиться, они увлечённо обсуждали пьесу и игру актёров. Только некоторые зрители потянулись к выходу. И никто не обратил внимания на усиливающуюся духоту и тёмное беззвёздное небо. Вскоре над Афинами послышались раскаты грома и засверкали молнии. Крупный град, величиной с голубиное яйцо, вначале редко, а потом всё чаще стал падать на землю. Люди, прикрываясь зонтиками от солнца, в панике побежали из амфитеатра. Внезапно чёрный купол неба на два лоскута разорвала длинная огненная дуга и своим острым концом вонзилась в деревянную пристройку за скеной. Сразу же на месте пристройки запылал огромный факел. Чёрный дым ветер понёс в сторону убегающих зрителей. Это было грозное зрелище: в тёмном небе беснуются молнии, грохочет гром, едкий дым стелется по земле. Обезумевшие от страха люди любой ценой прорывались к выходу. Сильные отталкивали слабых. В толпе уже были первые жертвы.

Анахарсис принял единственно правильное решение. Он подхватил на руки побледневшую Елену и понёс её подальше от толпы на свободную середину амфитеатра. Вот где пригодился широкий скифский плащ. Он накрыл им Елену и себя. Они оказались, словно завёрнутые в плотный кокон. Глухо стучал по кожаному плащу теперь безопасный для них град, даже дым почти не проникал в их убежище. Влюблённые, утратив чувство опасности, забылись в поцелуе. Вскоре то ли град сбил пламя, то ли полностью выгорела пристройка, но пламя погасло…

Когда град прекратился, Анахарсис всё ещё держал Елену на руках, прижавшись щекой к её щеке. Он сделал попытку сбросить плащ, но она сказала:

— Подожди. Поцелуй меня ещё раз. Мне было так спокойно и надёжно с тобой.

Анахарсис нежно поцеловал Елену, а плащ, уже не придерживаемый Анахарсисом, сам упал на мраморные плиты. То, что они увидели, было ужасно. Десятки человек неподвижно лежали у выхода из амфитеатра. Раненые стонали и просили о помощи. Анахарсис и Елена бросились к несчастным, пытаясь хоть как-то облегчить их страдания. Появились воины с носилками. Тем, кто подавал признаки жизни, оказывали помощь и быстро выносили за пределы амфитеатра. Неподвижных людей пытались привести в сознание. Лужи воды залили проходы между скамьями и маленькими ручейками стекали вниз к орхестре. За скеной, вместо деревянной пристройки, нелепо торчали вверх две обгорелые балки. С трудом верилось, что совсем недавно здесь главным действующим лицом было искусство театра. Суровая правда жизни разрушила прекрасную иллюзию.

— Вот кто виноват в наших бедах! — выкрикнул какой-то раненый старик, указывая рукой на Анахарсиса.

От неожиданности Анахарсис вздрогнул. Елена попыталась прикрыть его собой от горящих глаз старика.

— Пойдём, Елена, — стараясь быть спокойным, сказал Анахарсис, беря её за руку. — Этот человек обезумел от боли. Он плохо понимает, что говорит.

Они поспешно пошли к выходу, слыша за собой проклятия раненого. Анахарсис даже не предполагал, что этот эпизод будет иметь продолжение.

* * *

Савлий и Токсарис не находили себе места, волнуясь о судьбе Анахарсиса и Елены. Потеряв их в толпе, они попытались отыскать влюблённых на площади, где временно размещали тяжелораненых в амфитеатре, но тщетно. Все вокруг были раздражены, и каждый думал о себе и своих близких. Токсарис и Савлий вернулись домой, и приготовились к самому худшему.

Была глубокая ночь, когда раб доложил о прибытии Анахарсиса и Елены. Не сдерживая радости, Савлий и Токсарис бросились к входной двери. Подхватив измученных друзей под руки, они ввели их в комнату. Рабы, по распоряжению Токсариса, принесли сухую одежду. Елена, переодевшись в красно-золотистый хитон, устало прилегла на ложе. Несмотря на бледность, она не утратила своей красоты, и мужчины невольно залюбовались ею. Анахарсис впервые в жизни надел греческую одежду. Тёмный хитон подчёркивал его аскетическое лицо и стройную фигуру, там, где одежда не прикрывало тело, на руках и ногах чётко выделялись мышцы.

— Да ты атлет, друг мой! — воскликнул Токсарис.

С улыбкой, осматривая себя, Анахарсис спросил Елену:

— Нравлюсь ли я тебе в такой одежде?

— Не знаю, — ответила Елена, с любопытством глядя на Анахарсиса. — Как странно, в греческом хитоне ты мне кажешься чужим. Почему так?

— Нельзя на черепаху надеть панцирь улитки, — сказал Анахарсис, обнимая Елену.

Она доверчиво прижалась щекой к его плечу, поминутно вздрагивая не столько от прохлады, сколько от перенесённых испытаний.

Раб внёс в комнату треножник с горящими углями и кувшин вина. Стало заметно теплее, а вино немного успокоило Елену и придало бодрости мужчинам. Едва завязалась беседа, как в комнату вошёл встревоженный раб.

— Господин, — обратился он к Токсарису. — У меня для тебя важное известие.

— Простите, друзья, — сказал Токсарис и вышел из комнаты вместе с рабом.

Вернулся Токсарис явно обеспокоенный. Не заметить этого было невозможно.

— Я вижу, ты принёс плохие известия, — сказал Анахарсис. — Но не бойся их сообщить. Не ты их причина, ты только рассказчик.

Токсарис обвёл взглядом друзей.

— Раб сообщил мне, что у храма Деметры собралась толпа разгневанных граждан. Они обвиняют в сегодняшней трагедии тебя Анахарсис и считают, что Боги против твоего присутствия в Афинах.

— Да как они смеют! — возмутилась Елена.

— Смеют, — спокойно сказал Анахарсис, точно был готов к такому развитию событий. — Эти люди у себя дома, а я незваный гость. К ним лучше прислушаться, иначе они не успокоятся. Если я не покину Афины, гнев толпы падёт и на вас, мои друзья.

Анахарсис встал, стараясь не смотреть на Елену.

— Вот моё решение. Я сейчас же оставлю Афины.

— А как же я? — прошептала Елена.

— Ты нужен нам! — почти одновременно воскликнули Савлий и Токсарис.

— Друзья, не разрывайте моего сердца!

Анахарсис отпил из чаши глоток вина и сел в кресло, обхватив голову руками.

— Мне знакомо поведение толпы, — с отчаянием сказал он. — Боги отобрали у них разум, а обезумевшие люди способны на самые ужасные поступки. Как испуганное стадо животных, они всё сметают на своём пути.

В подтверждение его слов, за стеной дома послышался какой-то шум и угрожающие выкрики. В комнату вбежал трясущийся от страха раб.

— Господин! Толпа уже здесь! Они требуют, чтобы им выдали Анахарсиса. В руках у них камни и палки!

— Вот. Как видите, я был прав, — грустно сказал Анахарсис. — Они уже желают крови.