Книга Радость, словно нож у сердца , страница 109 – Стивен Эриксон

Раскинувшаяся на полотенце Кристал хмыкнула.

– Это все оттого, что мы слабые.

Он бросил на нее удивленный взгляд. Хотя и обрадованный тоже.

– Лучше бы тебе пока не высовываться, Кристал. Папочка не вечен, к тому же у него уже сейчас крыша едет.

– Я заметила. Он зовет меня именем своей первой жены.

– О да. Еще одна блондинка. Папочка обожает блондинок.

– Макс, я сейчас назад перемотаю, посмотреть, что мы там пропустили.

– Пиво будешь?

– Я от него толстею, так что… давай!

Женщина продолжала говорить, голос ее заполнял собой просторную гостиную за спиной Дугласа Мэрдо, который стоял на веранде и разглядывал своего бездаря-сынка и жену, только что нарушившую его ясно высказанный запрет пить пиво.

Барб перестала его слушаться чуть ли не сразу после свадьбы. И принялась жить в свое чертово удовольствие. Он же с ней вроде как развелся? Без скандалов, и оставил ей приличную сумму, чтобы не болтала лишнего. Что же она в таком случае здесь делает – на пляже его острова? Хотя выглядит по-прежнему здорово, черт бы ее побрал. Он как будто снова молодость почувствовал.

В этой треклятой речи найдется за что ухватиться. Первым делом он прикажет своим людям взяться за саму эту женщину. Саманту Август. Лишить ее всяческого доверия – или по крайней мере задавать не переставая вопрос за вопросом, пока люди не заподозрят, что за ними и вправду скрываются какие-то малоприятные секреты. Ничего сложного в этом нет. И совершенно не важно, сколь натянутыми будут обвинения, сколь сложной – цепочка подозрений в лживости или проплаченности, которую они для нее изобретут, в конце концов все обязательно сработает.

Ибо люди ничего не любят больше, чем верить в то, что другие еще хуже их самих – они к этому привыкают, как привыкают дрочить на порнуху. Им это в кайф. Они чувствуют себя крутыми. И ощущают желание причинять другим боль. Речь, иными словами, о человеческой природе.

И никакие новенькие корабли на орбите ее не изменят.

Саманту Август они уничтожат. Ее речь – разберут по косточкам. Строчку за строчкой, выявляя все невысказанное вслух – а если такового не обнаружится, придется изобрести. На него работают очень умные люди. Большие таланты.

Все сказанное ею подвергнется интерпретации, так что станет очевидно – инопланетяне человечеству враждебны. Это наши тюремщики. Делают планету чище – чтобы потом уничтожить людей и заселиться сюда самим. Все остальное – лишь ложные посулы, дымовая завеса.

Барб похудела. И здорово выглядит. Вот только пиво ей на пользу не пойдет.

У Максвелла ноги красные от солнечных ожогов. Забыл прикрыть, болван.

Где же его другой сын? А, да, в Итоне. Ладно, на рождественских каникулах вся семья соберется вместе.

Ничего еще не кончилось. И с ним далеко не покончено. Он от всего этого камня на камне не оставит. А если инопланетяне в отместку выжгут всю планету, то что с того – ему все равно осталось лишь несколько лет, какая на хрен разница?

Из гостиной приплыл голос Саманты Август:

– …но если правда – ваш враг, я вам не позавидую…

Нужно позвонить адвокатам. От Барб пора избавиться. Развод. Ни одна его жена не имеет права жить в свое чертово удовольствие. «Давай, стерва жирная, хлещи свое пиво!»

Внезапное замешательство, а с ним – паника. И он разрыдался.

Он оставил Эв, Марка и Сюзан дослушивать выступление. Самого Дэйва что-то погнало прочь, во двор, и дальше – через утыканную стеблями нетронутую прерию. За ней, вся словно усыпанная прядками промытых некогда дождевой водой канавок, простиралась более не принадлежащая ему долина. Он обнаружил, что стоит на самом ее краю, в лицо дует жаркий ветер, а он не может оторвать глаз от им же самим организованных диких зарослей – в этом противоречии ему некогда виделось что-то утонченно-поэтическое. Среди высоких трав у речной излучины он мог разглядеть пять или шесть лосей, а также койота или волка, выглядывающего их с дальнего склона.

За спиной он услышал шаги – каблуки изношенных ковбойских сапог звонко цокали по голому камню, – и рядом с ним оказался сосед, Юрген Бэнкс. Соседу досталось ничуть не меньше. Он лишился своего бизоньего стада. Каждое животное было им куплено, выкормлено и выхожено. Теперь они просто бродили сами по себе.

– Новости слышал?

Дэйв покачал головой. Без новостей Юрген никогда не появлялся. Если ему нечего было рассказать, старик и в разговор-то не вступал. Это, впрочем, не важно. Новости всегда какие-нибудь да найдутся.

– Банки решили ничего не решать. Ни по какому поводу.

Дэйв бросил на него хмурый взгляд.

– В каком смысле?

– В том, что живем, как жили. Пока что, во всяком случае. – Годы наложили на морщинистое лицо Юргена что-то вроде печати невинности, как если бы он никогда толком не понимал других людей. – Надо сказать, Дэйв, я-то сомневался, что им на это хватит ума.

– Поняли, что мы и так уже досуха выжаты?

Юрген мрачно рассмеялся.

– Это само собой, что досуха. Только раньше-то оно их не останавливало. Сам знаешь, если стучаться головой об стенку, нескольких ударов обычно хватает, чтобы сообразить – эгей, что-то не работает. Я хочу сказать – в большинстве случаев. Но стоит лишь упомянуть слово «деньги», и голова будет долбиться без остановки. А люди только кивают: «Ну да. Деньги. От них сразу дуреешь».

Лоси подошли к самой воде, туда, где травы сочней.

– Юрген, а ты-то почему не слушаешь речь?

Он лишь пожал плечами.

– Все, что надо, я уже услышал. Она говорит – десять лет.

– Что – десять лет?

Он улыбнулся неожиданно застенчивой улыбкой.

– Венера. Целая планета. И на ней – никого.

Дэйв непонимающе уставился на старика. Сколько ему – шестьдесят? Плюс еще десять – и он собирается обустраиваться с нуля на новом месте?

– Юрген, там же будет просто голая местность. Заросшая молодыми деревьями – хорошо еще, если по колено высотой. На то, чтобы установились погодные циклы, потребуются столетия. Таким, как ты… то есть, я хочу сказать, там тяжко будет. Еще не один десяток лет.

– Но мысль-то ведь неплохая, – откликнулся Юрген.

– Это да.

– Я к тому, что если только представить – тебя хоронят на другой планете. Я так думаю, многим такая смерть покажется одинокой. Вот только не мне. Мне-то идея как раз нравится.

– Хочешь умереть на Венере?

– Может статься, первым. Буду похоронен на Венере первым из всех людей. Ты не подумай чего, я особо не тороплюсь. Знаешь, я и бизонов-то стал разводить вовсе не потому же, что остальные. Мне мерещился Дикий Запад, время индейцев, еще до тех пор, как появились мы, бледнолицые. Помню, я когда-то картины видел. Огромные стада буйволов. Название, конечно, неправильное, но какая разница. Десятки, сотни тысяч голов, покрывают сплошь всю равнину, докуда видно глазу. Вот эта-то романтика, Дэйв, меня и купила. Нет, на жизнь тоже требовалось зарабатывать, само собой. И однако для меня просто видеть этих зверюг на воле было все равно что отправиться вспять во времени.