Книга Принц-странник, страница 49 – Виктория Холт

Генриетта плакала над горестями сестры, но гораздо чаще она имела возможность наслаждаться ее шутками и смехом.

Что ни день для Мэри устраивались празднества. Через два дня по ее приезду бал в честь нее дал даже юный Филипп. Бал был назначен в Саль-де-Гард, и Филипп лично следил за тем, чтобы освещение было наилучшим. В пышно украшенном зале король Людовик открыл бал танцем с Генриеттой. Мэри не могла танцевать, поскольку этикет, тщательно соблюдаемый Анной Австрийской, запрещал вдовам танцевать на официальных балах, только на вечеринках частного характера.

Людовик специально для нее поставил балет по мотивам сюжета о Психее, и никогда, по утверждению двора, король не танцевал с большим совершенством. Канцлер Сегье также дал в честь нее праздник, и галереи, которые дели в большую залу, были освещены тремястами факелами. Даже мадемуазель, отлученная от двора, пригласила принцессу Саранскую в свою загородную резиденцию в Шайо, где попыталась всех удивить великолепием приема. Украшенная бриллиантами, мадемуазель была блистательна.

— О, Генриетта, — сказала она кузине, — какая же ты худенькая. Ты, наверное, устала с непривычки от всех этих развлечений. Тебе скорее всего несладко в Коломбо, Шайо и Пале-Рояле.

— Вероятно, как вам за пределами Парижа, мадемуазель.

— О, я-то умею утешать себя. У меня здесь свой двор, как ты видишь, и я слышала, что скоро меня пригласят вернуться ко двору, что я с радостью и сделаю.

— Я рада за вас, мадемуазель, — сказала Генриетта. — Я понимаю, как это несладко, ощущать на себе неудовольствие короля.

— Не короля, а его матери. Какие бриллианты у твоей сестры! Они дадут сто очков вперед всему, что я до сих пор видела. Да, Генриетта, мне нужно кое-что сказать вам. Вам не следует идти на ужин впереди меня, мне принадлежит первенство перед вами.

— Моя мать говорит иначе, и вы не можете не знать, как важно соблюдать очередность в процессии.

— В былые времена короли Шотландии уступали место королям Франции. Ваш брат, имей он корону, был бы королем шотландцев, не так ли?

— И англичан, мадемуазель.

— Моя дорогая Генриетта, вам действительно следует уступить мне право идти на ужин впереди вас.

— Мать никогда не позволила бы мне этого. Так же, как и королева Анна.

Мадемуазель недовольно скривилась.

— Какая ерунда, — сказала она. — Сколько шума из-за сущих пустяков. Королева придаст слишком большое значение этому вопросу. Ладно, посмотрим, чья возьмет. Заметьте, что я бы совсем иначе смотрела на этот вопрос, будь ваш брат фактическим королем.

— Для французского двора он остается королем.

— В последнее время я начала в этом сомневаться. Но хватит об этом. Веселитесь, Генриетта. Мое бедное дитя, вы, вероятно, околдованы этим празднеством. Вам ведь приходится бывать только на частных приемах в Лувре, так ведь?

Мадемуазель оставила Генриетту и вернулась к обязанностям хозяйки.

— Как вам нравится французский двор, мадам?

— Я влюблена во французский двор, — ответила Мэри.

— Он очень отличается от голландского, не правда ли?

— О, разумеется! Возможно, по этой причине я так страстно влюбилась в него.

— Вам не нравится голландский двор?

— Поделюсь с вами своей мечтой, мадемуазель: как только мой брат восстановит свой трон, я перееду жить к нему.

— Ага! И когда же это произойдет?

— Каждую ночь я молю Бога, чтобы это произошло как можно скорее, — сказала Мэри страстно.

— Вы полагаете, что уживетесь с Чарлзом?

— С Чарлзом сможет ужиться любая женщина. В повседневной жизни он очень добросердечный человек.

Генриетта-Мария уловила, что речь идет о сыне, и глаза ее азартно вспыхнули. Мадемуазель, даже находясь в опале, все еще оставалась богатейшей наследницей Европы, а бедняга Чарлз так нуждался в деньгах!

— Ах, — сказала она, — я слышу, вы говорите о бедном короле Англии? Так вы хотите узнать, как у него дела, мадемуазель?

— Ваше величество читает мои мысли, — с холодной усмешкой сказала мадемуазель.

— Он, бедный дурачок, не перестает любить вас, — сказала Генриетта-Мария.

— Но он же истинный мудрец, — сказала мадемуазель, — поскольку не мешает чувству, о котором вы сказали, затмить его интерес к остальным женщинам.

— Он просил меня передать, что сожалеет об обстоятельствах, которые помешали ему перед отъездом из Франции попрощаться с вами. Эх, мадемуазель, если бы вы были замужем, вы бы давно стали хозяйкой собственной судьбы.

— Но и тогда бы король не отказался ни от одной из своих привычек!

— Вы бы делали все, что пожелаете. Его сестра, кажется, только что говорила вам о его мягком, сердечном характере. С ним просто невозможно поссориться!

— Значит, вы, мадам, достигли невозможного!

— Это потому, что он переживает из-за нашей ссоры. Если вы выйдете за него замуж, к нему вернется его обычное настроение и он помирится со мной.

— Если король не может найти общий язык с вами, мадам, вряд ли он сможет найти его со мной.

Сверкающие глаза мадемуазель устремились на Людовика, который начинал танцы. Генриетта-Мария проследила за ее взглядом. Она с трудом сдержала раздражение. Это же просто смешно! Мадемуазель была старше короля Франции на одиннадцать лет! То ли дело ее Генриетта!..

Генриетта-Мария поняла, что придется отложить в долгий ящик свое заветное желание — женить Чарлза на мадемуазель, как застопорились ее мечты в отношении Генриетты и Людовика. Зато рядом была Мэри, ее старшая дочь, такая же дружелюбная, как и ее брат, стремящаяся во всем жить в согласии с родными. Каждый день дочь посещала англиканскую церковь, но, может быть, Генриетте-Марии удастся спасти для будущей жизни еще одну заблудшую душу?

— Доченька, дорогая, — сказала она. — Я попрошу тебя завтра утром нанести вместе со мной визит в Шайо. Я уверена, что отдых в успокаивающей атмосфере этого места придаст тебе новые силы.

Мэри усмехнулась. Чарлз не ошибался в отношении матери, подумала она. Она была безупречной матерью до того момента, когда дети подчинялись ей. Но, твердо подумала Мэри, меня ей обратить в католичество не удастся.

— Да, мама, — сказала она. — Я с удовольствием съезжу в Шайо, но на мессу там не останусь. Мне в это время надо посетить англиканскую церковь.

Генриетта-Мария нахмурилась.

— Не следует закрывать от доброго совета уши и сердце, Мэри. Следует выслушать обе стороны.

— Это верно, мама. Поэтому, я надеюсь, ты посетишь со мной англиканскую церковь после того, как мы нанесем визит в Шайо.

— Это абсолютно невозможно!

Все тело Генриетты-Марии, казалось, ощетинилось от оскорбления. Глаза наполнились слезами.