Книга Разящий клинок, страница 159 – Майлз Кэмерон

Камень щелкнул, как раскаленная печь.

А королева приняла обычный вид.

– Что это было? – спросила Ребекка.

– То, что давным-давно следовало увидеть архиепископу. Туннель, который необходимо закрыть. – Королева взялась за голову. – Я проявила беспечность.

Ее трясло, и Альмспенд подставила ей плечо.

– Идемте, в кладовой есть скамья.

Королева тронулась с места, но покачала головой.

– Я больше не хочу ничего знать. По-моему, мне известен ответ, и я не выдержу… если окажусь права.

– Что было, то прошло, – возразила Альмспенд, для которой история имела силу закона. – Что бы ни делал король, это происходило до вашего знакомства.

Королева кивнула. Она осталась при своем мнении, но опустилась на скамью, когда Альмспенд сняла свои герметические запоры и распахнула огромную, обитую железом дверь.

Альмспенд зажгла магический светильник, затем второй. В первый приход они только наскоро составили список бумаг. Библиотекарь в Ребекке Альмспенд принудил ее привести в порядок все стопки и прошерстить их, сортируя бумажные и пергаментные свитки по датам и авторам: Гармодий, Гармодий, Планжере – перебирали ее пальцы. Лицо королевы порозовело, голова вскинулась.

– О! Я же нашла бумаги Планжере за шестьдесят четвертый и сорок второй, – улыбнулась Альмспенд. – Это оказалось несложно, по-моему, он был аккуратнее, чем старый Гармодий.

– Я и не подозревала, как остро буду тосковать по Гармодию, – сказала королева. – Мне его не хватает. – Она встала. – Бекка, я была неосторожна и почти обессилела. Пойдем наверх, к свету, пока не явилось какое-нибудь зло.

– Дикие? – встрепенулась Альмспенд.

– Старше и гораздо злее. – Королева воздела свои амулеты. – Идем!

Альмспенд смела все частные заметки Планжере за год в древнюю плетеную корзину и сказала:

– После вас, миледи.

В коридоре лежали густые тени. Слишком густые. Казалось, что сам свет отхлынул от краев туннеля, несмотря на факелы, которые обе зажгли на ходу.

– Здесь что-то гнусное, – сказала королева. – Пресвятая Мария, не оставь меня.

Она подняла руку, и та снова окуталась мягким золотистым сиянием. Тени отступили.

– Что происходит? – спросила Альмспенд.

– Понятия не имею, – сказала королева, и они быстро пошли по коридору, гонимые страхом.

Но что-то шептало в темноте, а факелы позади гасли сами собой. Темнота за спиной стала кромешной и начала смыкаться.

Королева развернулась и взяла себя в руки.

– Fiat lux! – воззвала она по-латыни. – Да будет свет!

Свет, призванный ею, разжегся вокруг нее, как сплоченное войско.

Альмспенд положила левую руку на правую королевы и отдала ей всю потенциальную силу, какую наскребла. Правой же она выставила прочнейший заслон против готовой обрушиться тьмы.

Тьма пала, как ночь, и нечто, чем бы оно ни было, врезалось в магический барьер – местами согнуло его, местами смяло, обрушило одни чары, обошло другие…

Но женщин не затопило. Оно замедлило ход, и само это замедление неумолимого натиска укрепило их сопротивление. Ни слова не говоря и ни мысли не думая, они сомкнули волю, и между ними образовалась та связь, что бывает лишь у самых верных друзей, а теплый золотистый свет королевской силы покатился, земной и свежий, как в солнечный летний день, во мрак, где и был поглощен, но не без последствий.

Тьма преодолела заслон Альмспенд, и ее правая рука исчезла в ледяном холоде – а воля не дрогнула. Альмспенд выдержала и продолжила ворожбу в глубине лабиринтов своего беломраморного Дворца воспоминаний.

Королева вздохнула и распахнула мраку объятия.

И он бежал.

Обе долго стояли, содрогаясь от потоков силы и от подавленного страха под биение сердца, то частое, то замирающее.

– О Пресвятая Дева! Бекка, бедная твоя рука! – воскликнула королева.

Кисть Альмспенд была мертвенно-белой, а место, где тьму повернули вспять, – пограничная линия их победы – обозначилось как бы загаром.

Бекка Альмспенд посмотрела на свою руку и постигла имя зла, сокрытое в камне.

Эш.

Эдмунд доставил три партии литых бронзовых труб и странные колокола. Очевидно, это было то, что нужно, ибо ему заплатили щедро. Он и его мастер приступили к чеканке монет, а потом, в четверг вечером, когда он был на мессе, на лавку напали бандиты. Они убили двух подмастерьев и сожгли его мастерскую. Бригада подмастерьев отразила нападение и тоже убила двоих.

Один из убитых был галлейцем.

Странно, что из всех мастерских, которые они могли бы спалить, уничтожение этой, принадлежавшей Эдмунду, возымело наименьшие последствия – он изготавливал небольшие бронзовые пищали, а его подмастерья сейчас работали непосредственно на хозяина первой мастерской, где задавали диаметр новым монетам.

Он нашел мастера Пиэла во дворе, где тот присел на корточки над мертвым мастеровым – мальчонкой лет десяти, не больше.

– Будь проклят Рэндом – сбежал из города, когда нужен, – ругнулся Пиэл.

Эдмунд понял слова, но смысл до него не дошел.

А на другой день, когда в их кузницу заявился купец из Хоека – один из богатейших людей на западе, как говорили, – все подмастерья заметались, как слуги, поднося вино и засахаренные фрукты. Гость был закутан с головы до пят в черное с золотыми пуговицами, золотыми петлями и золотым знаком рыцарского достоинства. Он сел в кабинете мастера, не снимая черной шляпы, и оперся на золоченый эфес шпаги. Эдмунд вошел с вином, а мастер Пиэл кивнул и простер к нему руку.

– Останься, – сказал он.

Купец из Хоека поклонился, не вставая.

– Я сэр Антон ван дер Кент и прибыл с целью достигнуть договоренности между нашими союзами. – Он ободряюще улыбнулся.

Рядом с ухоженным воротилой из Хоека, который был воплощенное совершенство, мастер Пиэл выглядел жалким и неопрятным.

– Мессир, я не лезу в политику, мне приходится управлять лавкой, и у меня великое множество заказов. Вчера же – быть может, вы знаете – у нас случились неприятности. Убили двоих подмастерьев. – Мастер Пиэл откинулся на спинку, расфокусировав взгляд водянистых глаз.

– О, мне крайне прискорбно об этом слышать. Законы в Харндоне уже не те, – ответил сэр Антон. – Такие случаи оскорбляют величие королевства и чрезвычайно огорчительны.

Взгляд мастера Пиэла преобразился. Эдмунд видал такое в сумраке кузницы, но за столом, уставленным сластями, – ни разу.

– Вам об этом что-то известно? – спросил тот резко.

– Мне? – удивился сэр Антон. – Поистине, мессир, мне следовало бы оскорбиться таким предположением. Какое отношение могу я иметь к подобным вещам?