Книга Ростов-папа. История преступности Юга России, страница 122 – Сергей Кисин

Иными словами, наивно искать среди девиц-профессионалок прудоновских «жертв». Логичнее говорить о правильно выстроенной индустрии со всеми ее экономическими составляющими.

Прагматичный император Николай I (сам гуляка еще тот) в свое время пришел к правильному выводу, не слушал нудные проповеди моралистов. В 1843 году государь дал согласие на легализацию проституции в Российской империи, обязав местные власти создать пристойные условия для этого вида коммерции и строго следить за взиманием с нее налогов.

Был создан специальный «Врачебно-полицейский комитет», который ставил проституток на государственный учет и обязывал соблюдать разработанные им особые «Правила для публичных женщин и содержательниц борделей». Они определяли предельный разрешительный начальный возраст для занятия этой профессией (не моложе 16 лет) и открытия публичного дома (не моложе 30 лет).

Бордели должны были размещаться не ближе чем в 300 метрах от церквей, училищ, школ. Девицы, поступающие к «мадам», сдавали в полицию паспорта и получали взамен смотровую книжку. Тот самый «Заменительный билет» шафранового цвета, известный в народе как «желтый билет». С ним она обязана была дважды в неделю подвергаться медицинскому осмотру, о чем делалась специальная отметка в билете.

Получившие «желтый билет» считались непорядочными, но имели законное право заниматься проституцией. Те же, кого при облавах ловили с клиентами без него, привлекались к ответственности как «порядочные», но нарушающие закон.

При желании проститутка могла обратиться в полицию, чтобы сдать билет и вернуть паспорт, но такие случаи в Ростове были крайне редки. В этом богатом городе девушки отлично зарабатывали, торгуя своим телом. Да и полиция, изначально крышевавшая публичные дома, всегда была на стороне «мадам», как правило возвращая беглянок обратно в бордели. Из их числа верстались и прекрасные информаторы для сыска.

«Девушками с пониженной социальной ответственностью», как назвал их современный политический классик, в Ростове становились отнюдь не отбросы общества, а «понаехавшие» в город крестьянки, прислуга, располагающие свободным временем работницы не очень тяжелых производств, вдовы, солдатки-жалмерки, беглянки из дома, женщины с проблемами в личной жизни и пр.

Писатель Всеволод Крестовский в «Петербургских трущобах» делил их на две категории. «К первой принадлежали существа, уже несколько лет как вступившие на эту дорогу и потому утратившие все, что мы привыкли разуметь под понятием женщина. Это самки какой-то идиотической породы животных, самки забитые, заплеванные, и — даже не развратные. Их нельзя назвать развратными, потому что тот характер, которым проявляется в них этот элемент, носит на себе нечто цинически скотское, идиотски безличное и апатически гадкое. Это не разврат, а ремесло, подчас даже само себя не сознающее. Женщины названной категории — существа вполне безличные, бесхарактерные, лишенные всякой самостоятельности, всякой личной воли и всякого понимания какой-нибудь иной стороны жизни, кроме узкой своей профессии, да и тут-то они не понимают, ибо смотрят на себя (то есть опять-таки смотрят настолько, насколько они способны смотреть), как на вещи, от первого дня своего рождения предназначенные самою природою к отправлению известного промысла. Они не в состоянии даже и представить себе, могло ли бы существовать для них в мире какое-нибудь иное назначение, кроме жизни под покровительством тетеньки, иной закон, кроме ее безграничного произвола, так что кажется сомнительным даже, чувствуют ли они какой-нибудь гнет этих тетенек, или же ровно ничего не чувствуют, кроме инстинктов сна да аппетита. Мутная среда, в которой они вращаются, кажется им вполне естественной, нормальной и словно как раз для них по мерке созданной… Странное дело — однако же несомненным фактом является то обстоятельство, что к этой второй категории принадлежат исключительно девушки происхождения русского. Несмотря на весь цинизм своего бытия, на всю глубокую грязь своего падения, они еще не утратили в душе своей нескольких искорок чего-то человеческого, даже чего-то женственного. Эта человечность и женственность проявляется у них именно в способности любить. Хотя это чувство высказывается вполне своеобразно, но пока оно не угасло в душе, надежда на возврат к лучшему еще не потеряна. Они, точно так же как и первые, по большей части — существа слабые, бесхарактерные, но добрые какой-то беззаветною, детскою добротою. В натуре их есть нечто собачье. Попробуй посторонний человек обидеть такую женщину словом или делом, она сумеет отгрызнуться или подымет такой гам и вой на весь дом, что хоть святых выноси. Тут будет вволю и злости, и слез, и ругани. Но пусть самым оскорбительным образом обидит ее тот, кого она любит и кого называет своим душенькой, — она перенесет все, даже самые жестокие побои, и перенесет с безропотной покорностью привязчивой собаки».

Порой сюда попадали случайно. Газеты пестрели заметками с предупреждениями об обманном завлечении крестьянок в бордели под видом найма прислуги. Только крестьянки, увы, газет не читали, грамотой не владели.

Этим прекрасно пользовались таганрогский мещанин Соломон Эршнер и ростовский дворянин Владислав Яницкий, которые успешно занимались поставкой в городские бордели «свежего мяса». Их деятельность распространялась не только на Ростов, но и на публичные дома по всей России, Туркестанского края и Кавказа. Да и сами они не отставали — в Кисловодске у работорговцев вовсю трудился собственный публичный дом.

21 февраля 1914 года ростовские сыщики вышли на след торговцев живым товаром. На квартире Яницкого при обыске была изъята обширная переписка и солидная картотека всех проданных «рабынь веселья».

Во времена нелегализованной проституции основными местами их трудовой деятельности были вокзал, базары, ярмарки, бульвары, трактиры, кабаки, Балабановские рощи, Задонье, порт, набережная и др. Такие условия работы из-за отсутствия постоянного места, где можно принимать клиентов, были крайне затруднительными и небезопасными в городе, кишевшем безумной босотой.

Немаловажно и то, что неофициальная проституция вызывала вполне объяснимый рост числа венерических заболеваний. Ростовский городской голова Андрей Байков обратился к войсковому наказному атаману генерал-лейтенанту, князю Николаю Святополк-Мирскому с письмом, в котором утверждал, что в портовых городах области значительно выросло число заболевших и городская больница в Ростове на треть постоянно забита такими пациентами. Байков предлагал установить контроль городского управления за публичными домами и проститутками, наряду с административным медико-полицейским надзором.

Поэтому упорядочение их деятельности и открытие легальных публичных домов значительно облегчили жизнь работницам улиц.

В 1885 году, по данным образованного после обращения Байкова Медико-полицейского городового комитета под председательством полицмейстера Ростова и Нахичевани, в городе насчитывалось 19 публичных домов, по одному на 1322 мужчины. В них были зарегистрированы 174 проститутки. Все они находились на территории 3-го полицейского участка: в Николаевском и Казанском переулках, на Тургеневской улице. Контингент был, как правило, небольшой. Дом терпимости из 18 женщин содержала Левина, бордель из 12 женщин — Вайнер, из 10 — Швыдлер, с 9 женщинами — Хайш, по 8 девушек работали на Островскую и Шенштейн. Несложно догадаться, чей именно национальный стартовый капитал был пущен на это благородное дело Ну, да деньги, как известно еще со времен императора Веспасиана, не пахнут.