Онлайн книга «Без прощального письма»
|
– Рудин. Николай Рудин. Майор спрашивал, не знаю ли я его. Несколько раз спросил, все не верил. – А к вам зачем она приходила? – Ну как же! Хотела посмотреть место, где его убили. Она думала, мы с ним были знакомы, и он приехал ко мне. Плакала, чуть в обморок не упала. – Драться не пыталась? – бухнула Мария Августовна басом. – Ну… сначала хотела, а потом успокоилась. У меня были Доротея и Мона. Это мои подруги. Мы посидели, выпили, помянули… Людмила рассказала, какой Николай был замечательный. Они собирались пожениться. Живут в Зареченске, должны были с кем-то тут у нас встретиться… Николай должен был, а с кем, она и не знает. И вдруг он пропал! Она в полицию, а там майор Мельник говорит, что убили его. Они его личность установили по отпечаткам пальцев. Добродеев и Монах переглянулись. – Откуда у них его отпечатки? – заинтересовался Монах. Илона снова пожала плечами: – Понятия не имею. Очень красивая девушка, модель, обещала подарить свой журнал, «Арс мода» называется. Мы по дороге отвезли ее в «Братиславу», уже поздно было… больше двенадцати. Она сказала, чувствует душу Николая в моем доме, ну я и поехала к Доротее… на всякий случай. – По дороге? – Доротея сказала, что не оставит меня одну, и мы поехали к ней. А по дороге закинули Милу. – Илона, мы не могли бы увидеть, где это произошло? – спросил Добродеев. – Да, конечно, идемте. – Я с вами! – Мария Августовна тоже поднялась. …Они сгрудились на пороге гостиной. – Вон там, около серванта. – А почему нет контура? – спросила Мария Августовна. – Понятия не имею. Мона тоже спрашивала, говорит, всегда рисуют контур. Мелом. У меня взяли отпечатки пальцев. Мона думает, что я подозреваемая… – Ну что вы, Илона! – воскликнул Добродеев. – Это просто процедура. Как его убили? Мария Августовна сказала, что статуэткой. Что за статуэтка? – Мраморный лев на шаре, стояла на тумбочке около окна. Я его даже не сразу заметила… этого. А потом смотрю… Ужас! Статуэтка разбилась, шар, голова… льва… все отдельно. Я выскочила из дома сразу звонить майору! И еще картина пропала. – Картина? – Прабабушкин автопортрет. – Автопортрет Елены? – Мария Августовна всплеснула руками. – Помню! Она там царица. В старинном кресле, с высокой прической… Что значит пропал? – Пропал. А рама стояла за пианино, вон там! – Илона махнула рукой. – Он что, такой ценный? – Вряд ли, обычная акварель, выгоревшая… Да ему уже лет восемьдесят или все сто! Вон, видите, обои темнее, вот там он и висел. – А как они попали в дом? – Кто? – не поняла Илона. – Убийца и жертва. Кто-то же его убил. – Понятия не имею. Может, я оставила дверь незапертой. Знаете, ночью была гроза, я долго не могла уснуть… и вот. Они проверяли замок… в смысле, оперативники. – Значит, что же это у нас получается… – Монах задумчиво поскреб под бородой. – Двое проникли в совершенно чужой дом с непонятной целью… У вас есть что красть, кроме телевизора? – Пара колечек и цепочка. Больше ничего такого. Да и телевизор вряд ли, он старый. Еще компьютер. Но ничего не украли, кроме картины. – Понятно. Значит, двое проникли в чужой дом, а потом один из них убил другого… Почему именно здесь? Поссорились? Потом убийца снял со стены картину, вытащил ее из рамы и унес. – А раму спрятал за пианино! – Да, интересный штрих. Илона, какие-то мысли есть? Что это было? Хоть какое-то объяснение? Может, кто-то крутился вокруг вас? Пытался познакомиться, поднял перчатку, пропустил вперед в маршрутку? Подарил цветок на улице. Задавал идиотские вопросы в музее? Мне нужно все. Не спешите, подумайте. Илона наморщила лоб. – Не было ничего такого. Все как всегда. – И ничто не предвещало… события? Илона покачала головой: – Нет. – А ваш молодой человек… Может, он как-то связан? – Майор Мельник тоже спрашивал. Но Владик не такой! Он мягкий и добрый, он не смог бы. Он любит животных. А картину тогда зачем? – Вы хотите сказать, что если бы даже юноша смог, то зачем ему картина, так? – уточнил Монах. Илона кивнула. – А что за история с ограблением музея? – влез Добродеев. – Мария Августовна сказала, вас ограбили? – Ой, да не было никакого ограбления! Перевернули ящик с документами, и все. Только нервы потрепали, сначала директор, потом полиция. И самое главное, свалилось все в один день. Только добралась домой, сейчас, думаю, приду в себя, так нет! – Какие документы? Краеведческие? – нащупал связь событий Монах. – Ну да! Откуда вы знаете? Монах многозначительно приподнял бровь и пропустил бороду сквозь пятерню. Промолчал. – Вы это как-то связываете? – снова Добродеев. – Никак не связываю! Я даже не знаю, когда его перевернули, этот ящик. Там не было ничего ценного, так, всякая ерунда. Материалы литературного кружка «Оракул», какие-то местные газеты и журналы, лекции по истории города. И даже неизвестно, когда его перевернули, может, в прошлом году. Туда сто лет никто не заглядывал. – А кто обнаружил? – Агния Филипповна, наш старейший работник, совершенно случайно. Лучше бы она туда не ходила, честное слово! Там замок никакой, можно открыть спичкой. – И ничего существенного не пропало? Илона замялась. – Что? – Понимаете, у нас нет точной описи, материалы не особенно важные. Многие продублированы в городском архиве… – А значит, что именно пропало, установить невозможно? – Ну да… в принципе. – Илона окончательно смутилась. – Понятно. Спасибо, Илона! – Монах приобнял Илону, и девушка вспыхнула. – Увидел что-нибудь? – с любопытством уточнила Мария Августовна. – Пока трудно сказать… Буду думать. …Они долго прощались, и старая дама просила заходить запросто, без всякого повода, по-дружески. Вина много, пирог зарядить пара пустяков, посидим, поговорим… Илонку позовем! Я за ней присмотрю, я с нее глаз теперь не спущу. А вы приходите навестить старуху, а то жизнь какая-то скучная пошла. Монах и Добродеев переглянулись: ничего себе скучная! Какая тогда нескучная, спрашивается? Ну, какая же вы старуха, расшаркивался и вибрировал Добродеев. Вы потрясающе интересная женщина, с замечательным жизненным опытом, я уверен, вам есть, что рассказать… Он хотел добавить «потомкам», но вовремя прикусил язык. И для нас честь… Тут журналист запнулся, соображая, как красиво закончить фразу. Монах слушал, ухмыляясь. Потом съехидничал: |