Онлайн книга «Парк Горького»
|
Опалин осмотрелся. Сомнений больше не оставалось – он попал в спичечный коробок, кем-то когда-то превращенный в человеческое жилище. В комнате не было и 16 аршин, положенных по закону на человека, но судя по тому, что в эти аршины были втиснуты аж целых три кровати, тут обитали как минимум трое. – Книжки она читать стала! – выдала Елена таким тоном, словно ей лично нанесли тяжкое оскорбление. – Сцены мне делать! Вы, говорит, отребье, и все соседи – отребье, видеть вас не могу… Ну, среди соседей разные бывают, вон Николай Иваныч отсидел, но человек же хороший, просто оговорили его… – А за что отсидел-то? – Да за кражу. Три года дали… Опалин знал, что за кражу – то есть тайное похищение имущества – в Советском Союзе три года не дают и что хорошему человеку Николаю Иванычу могли влепить такой срок только за грабеж – похищение открытое и сопряженное как минимум с угрозой обладателю имущества, причем совершенное не в первый раз. Но в его намерения не входило просвещать мать жертвы по поводу тонкостей уголовного законодательства. – Я прошу вас описать подробно, что случилось перед исчезновением вашей дочери, – сказал Опалин. – Прежде всего, Софья с вами живет? – Да не живет уже, – ответила Елена Смирнова, шмыгая носом. – Сбежала к Женечке своему. У него на Гоголевском бульваре комната… – Отдельная? – Нет, он там с теткой, а тетка, бесстыдница, на шестом десятке себе жениха нашла. Ну и съехала к нему, – с отвращением промолвила Елена. – Есть же такие, которые могут… Она наконец села, сложив на коленях красные натруженные руки. Опалин пристроился на краешке кровати. – Когда вы в последний раз видели свою дочь? – Когда? Да шестого числа, наверное. Она приехала кое-какие вещи забрать. Сказала, что женит его на себе и не будет больше сидеть у нас на шее. А я ей – смотри не промахнись. Тереться-то под воротами все горазды, а как жениться, так в кусты. Позавчера прихожу с работы, Степан – это муж мой – говорит, что Женька звонил, спрашивал, не вернулась ли к нам Сонька. Вчера опять звонил, на этот раз я с ним разговаривала. У него вечером был какой-то литературный кружок – умеют же люди дурью маяться! – они с Сонькой договорились потом в парке Горького встретиться, у них там свое место любимое. Ну он пришел, а ее нет. Вернулся домой, а она неизвестно где. И все нет ее и нет. А сегодня я подумала – да чего я жду? Милиция на что? Пусть ищет Соньку, может, она под машину попала или что еще. Николай Иваныч меня отговаривал, ох как отговаривал, – прибавила Елена, качая головой. – Но я не стала его слушать. Где она, что с ней? – У Сони есть отец? – спросил Опалин. – Был, – неприязненно ответила Елена, кривя тонкие губы. – Убили его на империалистической войне, как раз когда наши Львов взяли. Сейчас-то у меня другой муж, Степан. – И ребенок? – рискнул предположить Опалин, глядя на детскую кровать. – Ну так. Костя, сынок. Балбес ужасный, целыми днями в кинотеатре пропадает, фильмы смотрит. Его там уже все билетерши знают. Он под креслами прячется, чтобы один и тот же фильм целый день смотреть, а они его гоняют. Опалин поглядел на убогую обстановку, вспомнил физиономии, попавшиеся ему в коридоре, и подумал, что отсюда можно было бежать либо в страну фильмов, как Костя, либо просто бросить все и перебраться к любовнику, как сделала Соня. Младшее поколение уже понимало, что так жить нельзя; старшее, судя по всему, притерпелось настолько, что любой бунт против привычного для них уклада глубоко их возмущал. – Если вы утверждаете, что последний раз видели дочь 6-го числа, как так получается, что вы в своем заявлении точно описали одежду, в которой она была в парке Горького 11 июля? – будничным тоном спросил он. Елена поглядела на него с удивлением. – Ну так мне Женька сказал, что платья дома нет. У нее только одно платье было, с маками. Значит, она его и надела. Ну вот и объяснение, собственно. – Вам известен точный адрес Евгения Богдановского? – осведомился Опалин. – Нет. Сонька его не дала, может, боялась, что я скандалить буду. Только раз упомянула, что он на Гоголевском бульваре живет… А телефон у меня есть. – Давайте телефон. Он осмотрелся в поисках стола, но его не было, и пришлось придвинуть поближе свободный стул с деревянным сиденьем. На спинке его висели чьи-то подтяжки и драные кальсоны. Достав чистый лист бумаги и ручку, Опалин начал заполнять протокол. – Можно взглянуть на ваши документы? Дверь неожиданно распахнулась, и на пороге возник мужчина средних лет с тяжелой нижней челюстью. Почти весь он состоял из прямых линий – прямые плечи, почти квадратное лицо, фигура без ярко выраженной талии. Выражение глаз Опалину не понравилось – нет ничего хуже, чем заиметь такого типа себе врагом. – Степа, это товарищ из угрозыска, насчет Соньки, – поспешно проговорила Елена, поднимаясь со стула навстречу вновь прибывшему. – Мой муж, я вам о нем говорила… – Мне нужно записать ваши данные в протокол, – сказал Опалин. И Степе: – Добрый вечер. Несколько мгновений тот буравил его и свою жену недоверчивым взглядом. «Черт возьми, – сообразил Опалин, – да он ревнует… И еще как! Любопытная, однако, семейка…» – Я так смотрю, вечер не слишком добрый, раз вы здесь, – буркнул Степа, наклоняя свою крупную голову. – Что с Сонькой-то стряслось? – Боюсь, ничего хорошего. Елена тихо ахнула и поднесла руки ко рту. – Она жива? Что ж вы сразу не сказали? Она жива? – Опалин покачал головой. – Нет, нет, нет! Боже мой… Она бросилась к мужу, прижалась к нему, и он стал неловко гладить ее по плечам. – Он ее убил, он убил ее! – выкрикнула Елена сквозь слезы. – Кто? – Да Женька же! Если бы это просто был несчастный случай… разве ж угрозыск бы занимался… Ее убили, да? Он убил? – Мы ищем кто, – ответил Опалин. – У вашей дочери были на теле какие-то особые приметы? Шрамы, родинки? – Родинка, большая, вот тут, с горошину величиной, – Елена стала показывать на себе, тыча пальцем куда-то в район ребер сбоку, и снова зарыдала. Опалин молчал. Теперь он был совершенно уверен, что они не ошиблись и что убитая в парке девушка действительно являлась Софьей Левашовой – о родинке ему сообщил доктор Бергман во время телефонного разговора. – Лена, Леночка, золотая моя, – бормотал Степан, – ты не плачь, что уж тут теперь… Слезами горю не поможешь… Опалин объяснил, что Елене Смирновой придется официально опознать тело, и вернулся к протоколу. Плача, хозяйка комнаты подала ему свой паспорт, и он переписал нужные данные, в которых, впрочем, не было ничего особенного. Затем Опалин на всякий случай стал допрашивать Степана, а Елена, спохватившись, пошла на кухню готовить ужин. |