Книга Конкиста по-русски, страница 20 – Владимир Паркин

* * *

Над Асхабадом перезвон колоколов христианских храмов. С крыши Кешинской мечети — минарет ещё не достроен — ишан призывает на утренний намаз правоверных мусульман.

Выгоревшее за лето небо вновь приобрело синеву. В небе разминают крылья белые голуби. Асхабад — город голубятников. Их пронзительный свист с переливами никак не нарушает утреннюю гармонию звуков просыпающегося города. Со станции — гудки и свистки паровозов.

Весело отбивают копыта по брусчатке асхабадских улиц. Осеннее утро свежо и солнечно — редкое сочетание для Закаспия. Первые опавшие листья. Самая чудная пора не только в Средней Азии…

— А в Петербурге уже снег…— задумчиво протянул Дзебоев.

Кудашев улыбнулся: «Погода навевает одни и те же мысли».

— В Фирюзе бывали? — спросил Дзебоев.

— Нет, не приходилось. Даже в Асхабаде — только проездом. Детство — в Кизил-Арвате и в Красноводске, юность — в Казанском университете, потом — Манчжурия, Дальний, Владивосток…

— Какой курс оставили?

— Четвёртый выпускной. Практически оставалось только защититься.

— Что же помешало? На войну захотелось?

— Война не была самоцелью, но средством уйти от вовлечения в революцию. На курсе все знали, из какой я семьи. Меня сторонились. В студенческой среде было очень модно полагать себя либералом, нигилистом, наконец, революционером. Героями были не туркестанские ветераны, а народовольцы. В пятом после девятого января начались демонстрации, забастовки, стрельба… Я вернулся в Закаспий, подал рапорт и поехал в Манчжурию. Остальное вы знаете.

— Не горюйте, по весне экстерном защититесь, получите диплом. Какова будет специальность?

— Юрист, Владимир Георгиевич.

Асхабад остался позади. На выезде — казацкий пост — сторожевая будка в чёрно-белую полоску, поднятый шлагбаум.

— Василий Игнатьич! — окликнул возницу Дзебоев, — у Золотого Ключа сделай, друг, остановку.

Лошади, повинуясь воле своего хозяина, приняли вправо. Фаэтон свернул с тракта и остановился на лужайке. Офицеры сошли с экипажа, не торопясь, пошли по берегу ручья, берущего начало у подножия гор, орошающего и туркменские огороды, и плодовый сад, заложенный ещё при Куропаткине и носящий его имя.

— Не хочу при нижних чинах говорить, но этот разговор состояться должен. Девятьсот пятый, девятьсот шестой годы горькой чашей будут вспоминаться очень многим в России. «Свобода, Равенство, Братство, Власть народа» — под этим лозунгом политикам удобно скрывать передел властных структур, собственности, территорий, что оплачивается рядовым исполнителям правом на разбой, насилие, убийство, а затем провозглашается священным правом граждан на революцию. Не буду давать характеристик венценосным персонам. Многое в них и в их действиях-бездействиях вызывает раздражение не только в массах, но и у тех, кто, исполняя свой долг, стоит на страже их интересов. Однако, противостоять революционерам и националистам всех мастей мы будем. Во имя России. В девятьсот пятом я сам валялся с осколочным ранением и дезинтерией в Благовещенске. Не знал, не мог знать, что мой родовой дом в Дигара под Владикавказом сожжён, семья замучена, старший сын погиб с шашкой в руке, изрубленный на куски. Таких судеб по всему Кавказу — десятки тысяч. У меня ни одной фотографии своей семьи не осталось. Те, что были в кармане кителя, размокли в водах манчжурской реки Ялу. На месте родового гнезда — пепелище…

Владимир Георгиевич замолчал. Молчал и Александр Георгиевич.

— Что скажешь? — тихо спросил Дзебоев.

— Я с вами, Владимир Георгиевич, — ответил Кудашев.

* * *

Фирюзинское горное ущелье напетляло на добрые двенадцать вёрст.

Петляет вместе с ущельем река Фирюзинка. Петлю за петлёй, поворот за поворотом тщательно повторяют не только ухоженная дорога, позволяющая разъехаться двум экипажам, но и железнодорожная узкоколейка.

— Берегись! — навстречу нашим героям пыхтит паровозик, извергая клубы чёрного дыма. — Туту-у!

— Эх, не повезло! Пропали мундиры! — с досадой проронил Дзебоев.

Однако, обошлось. Ущелье резко повернуло влево, дунул ветерок и отнёс дым в сторону.

— Слава Богу! — Дзебоев нервно дёрнул подбородком, поправил Орден Святого Георгия на шейной ленте: Я-то ладно, в синем мундире. За вас побоялся, Александр Георгиевич. Ваш белый в порядок привести не удалось бы. Подъезжаем, скоро будем.

Ещё один мост через Фирюзинку, ещё один поворот, и ущелье раздвинулось.

— Слева — посёлок Ванновский, — комментирует Дзебоев, — местные жители туркмены и курды, сосуществуют, вроде, мирно. Хорошие фруктовые сады, огороды. Держат овец, коз. Больших отар нет, но на жизнь хватает. Русских в этом посёлке нет. Следующая станция — Фирюза, по-персидски — Фируза, по-туркменски — Певризе! Русские здесь со дня завоевания Ахала, с тысяча восемьсот восемьдесят первого. Фирюза принадлежала Персии, жители — в основном, курды. Русские освоили местечко быстро. Понастроили дач, заложили прекрасный парк, обзавелись купальней. Соответственно — пограничный пост, почта, банк, телеграф, синематограф, рестораны, шашлычные, магазины, фотостудии, парикмахерские. Живи — не хочу!

Свои права на Фирюзу Россия узаконила только в 1893 году. Статьёй 2 Тегеранской конвенции Фирюза была передана Российской империи в обмен на земли по реке Аракс у крепости Аббас-Абад. Ну, лекция окончена, приехали!

Фаэтон въехал в ворота, где был встречен аплодисментами ранее прибывших.

В центре обширного двора — бассейн с фонтаном. Вокруг бассейна белые столики, плетённые из ивовых прутьев кресла. Хозяйка званого обеда принимает поздравления в цветущей, несмотря на октябрь, беседке, убранной вьющимися китайскими розами. Дзебоев подтолкнул Кудашева к имениннице:

— Разрешите представить, поручик Кудашев!

Перед Кудашевым дама из поезда.

— Поздравляю, Татьяна Андреевна!

— Спасибо. Рада вас видеть, Александр Георгиевич! Не удивляйтесь, вас здесь уже все знают и ждут! Будьте как дома!

— Где он! Где он, сын казачий, спаситель моей благоверной?!

Кудашев был крепко обнят и расцелован в обе щеки казаком с чёрной бородищей, одетым в черкеску с газырями. Сам полковник Баранов:

— Сашка, казак оренбургский! Зови меня батей, не ошибёшься. Я с твоим отцом, конечно, в зиндане у хивинского хана не сидел, и Денгиль-Тепе не штурмовал, но мы жизнь и смерть не раз вместе на прочность испытывали! Спасибо тебе за Татьяну Андреевну! Кого ещё ждём, прошу всех за стол!

Оборотившись к подполковнику Дзебоеву, добавил:

— Мои ребята двух пьяных щенков из конвойной команды отловили ещё на вокзале. По-текински, мешки на головы, на коней и аллюр «три креста» — намётом — прямо на мою гауптвахту! Объяснительные уже написали, всю бумагу соплями измазали. Пока Држевский поляну на весь казачий круг не накроет — своих шляхтичей не получит!