Онлайн книга «Время героев»
— Да, иногда, кажется, понимаю. Мадатова присмотрелась к нему внимательней: — Скажите, я никому не буду передавать — это чувство, как рана? Новицкий нахмурился. — Скорей, как зубная боль. Иногда только ноет, там, где-то на границе ощущений и памяти. А порою вдруг просыпается, и тогда можешь хоть выть, хоть кричать — никакой шалфей уже не поможет. — Лечится только свинцом? — Нет, — твёрдо ответил Новицкий. — Ещё можно и сталью. — Я надеюсь... — начала было княгиня, но тут же оборвала сама себя. — Довольно об этом. В конце концов, это дела мужчин. Есть у нас с вами темы более важные и интересные. Расскажите лучше, Сергей Александрович, как вы украли вашу горянку. Ошеломлённый Новицкий застыл в кресле; глаза его выкатились, а нижняя челюсть отвисла. — Откуда вам это стало известно? — сумел, наконец, выдавить он. Довольная эффектом, Софья Александровна расхохоталась почти в полный голос. — Помилуйте, да весь Тифлис последний месяц только об этом и говорит. Вы же знаменитость, Сергей Александрович. «А вы слышали, ma chere [80], этот Новицкий стал совершенным абреком. Был в плену, бежал, убил, да ещё и выкрал женщину из аула...» Пока она говорила чужим, высоким, чуть сюсюкающим голоском, передавая, очевидно, речь неизвестной Сергею сплетницы, он успел собраться, обдумать слова и жесты. — Во-первых, я не абрек. Абрек — состояние духа, подвига жестокости, на который обрекает себя человек, собравшийся мстить. Он сам назначает себе срок абречества, даёт клятву все эти годы пребывать в одиночестве и — никого не щадить... Он повернулся поудобнее в кресле, облокотился и подпёр подбородок ладонью. — Во-вторых, во время побега я никого не убил. Если честно, только потому, что не успел. Меня подстрелили раньше. Правой рукой Новицкий небрежно показал место, куда вошла пуля. Софья Александровна ахнула и покачала головой недоверчиво. — Всё в порядке, — успокоил её Сергей. — Гарнизонный лекарь чуть было не залечил меня насмерть, но хаким, которого Атарщиков заставил спуститься с гор, знает своё дело гораздо лучше. Так что, оправившись, я, в самом деле, вспомнил о девушке. Её имя — Зейнаб. Она дочь одного из воинов бека, что пытался получить за меня выкуп. Но я её не выкрадывал. — Что же, — неуклюже попыталась съязвить княгиня. — Она прибежала сама? — Сама, — подтвердил Новицкий. — Только не прибежала, не пришла, а приехала. И теперь мы с ней муж и жена. Настала очередь Мадатовой изумляться. Новицкий же веселился, только старался этого не показывать: разве что щурил глаза и прикрывал губы. — Да, Зейнаб моя жена по местным обычаям. Кебинная жена — так называют этих женщин в горах. Видите ли, украсть женщину — значит нанести оскорбление целому роду. Я нанял людей, которые отправились в гости к её отцу, и предложил выкуп. Мою голову воины Джабраил-бека упустили, ну так рады были выручить хоть что-то за рыжие пряди Зейнаб. — То есть вы, как человек вполне уж восточный, заплатили калым? — И не только. Выкуп, о котором мы договорились, делится на две части: калым и кебин. Калым остаётся в семье, кебин женщина забирает с собой. Теперь она не опозорена и обеспечена на случай развода. Да ведь не я первый. Многие офицеры и чиновники так живут. Трудно же, знаете, без семьи даже служивому человеку. Княгиня вздохнула: — Я, конечно, слышала. Но я думала... А, впрочем, неважно. Скажите, вы счастливы? — Да, — сразу и твёрдо ответил Новицкий. — Вы покажете её мне? Обещаете? А почему вы сегодня приехали без неё? — Она ещё не готова к подобному обществу. — Но вы её учите? Дадите образование, воспитание? И когда сможете её вывозить? — Думаю, через год, — ответил Новицкий, на этот раз не слишком уверенно. — А может быть, два? Три?.. Но она красива? Умна? — Как говорят на Востоке, — начал Новицкий, уже несколько утомлённый допросом, — чтобы увидеть Лейлу, надо посмотреть на неё глазами Меджнуна... Умна ли она? Да, безусловно. Для женщины своего положения. — То есть вы довольны? Вы счастливы? Новицкий кивнул и настороженно ждал продолжения. — А что будет дальше? Вы же не можете всю семейную жизнь провести в спальне. Сергей поморщился. Иногда жёсткая прямота Мадатовой его раздражала. — Что вы смущаетесь, Сергей Александрович? Мы же с вами взрослые люди. Вам нужна была женщина в доме, вы её получили. Но жена — это не любовь, не влечение, а долг и обязанность. Ко мне вы её привезёте, только втайне, чтобы никто её не увидел. И не потому, что я опасаюсь, а потому, что вы застесняетесь. И потом упрячете снова в коробочку. А что будет, когда вы решите вернуться в Санкт-Петербург? Она и тифлисскому обществу никак не подходит, что же говорить о столичном. Новицкий слегка опешил перед таким напором, но попытался собраться и найти возможный пункт обороны. — Почему вы решили, что я непременно должен вернуться? Но княгиня атаковала самозабвенно: — Ах, так вы останетесь здесь до смерти! И возненавидите вашу Лейлу... — Зейнаб. — За то, что она приковала вас к этой чужой земле. И тогда даже спальня, дорогой мой, обернётся для вас — адской сковородой! — Что касается смерти, — парировал мрачно Новицкий, — при моих занятиях эта дама может нагрянуть в гости очень и очень скоро. Мадатова растерялась. — Простите, ради бога, Сергей Александрович, я увлеклась. — Ничего страшного. Наш с князем полковой командир сказал однажды, мол, если гусар дожил до тридцати пяти лет, это уже не гусар, а дрянь. Я, изволите видеть, дрянью себя не считаю, но срок отмеренный перевалил. Значит, и конец мой, хотя не виден, но близок. Зейнаб же кебином своим вполне обеспечена, так что... Ежели что, сможет обойтись без меня. — Венчаться не думали? — У неё своя вера, и мою принимать она не захочет. Что же касается Петербурга, то — зарекаться не буду. Но ведь и у Алексея Петровича уже вторая жена кебинная. А его амбиции, поверьте, одним Кавказом не замыкаются. Софья Александровна подняла руку, и Патимат вложила в неё узкий бокал с напитком цвета рубина. «Не вино, — подумал Новицкий, — но нечто для подкрепления сил. Любопытно, — мелькнула иная мысль, — что из сказанного ею исходит из личного опыта? Всё ли так ладно в этом семействе, как говорят о том в Шуше и Тифлисе?..» Но додумать до конца не успел, потому как княгиня заговорила: — У Алексея Петровича кебинных, как вы говорите, жён может быть хотя бы и два десятка. А вам и одной окажется слишком много. Вы человек тяжёлый. |