Книга Галактическая империя, страница 61 – Айзек Азимов

Еще десять делений – и прошло полтысячелетия, за которое кровавая лужа растеклась на половину галактики.

Красный цвет весьма причудливым образом стал кровавым. Сначала Транторская республика превратилась в Транторское содружество, а затем – в Транторскую империю. Путь этот был усеян выпотрошенными трупами, выпотрошенными кораблями и выпотрошенными планетами. Трантор делался все сильнее; внутри алого пятна царил мир.

Теперь Трантор стоял на пороге нового превращения: из Транторской империи он готовился стать империей галактической. Красный цвет скоро поглотит все звезды, и мир станет воистину всеобщим миром, Pax Trantorica.

Вот чего хотел Абель. Живи он пятьсот лет назад, четыреста или даже двести, – не задумываясь выступил бы против Трантора как гнездилища отвратительных, бесконечно жадных и агрессивных материалистов, безразличных к правам других, – далеких от идеальной демократии дома, хотя и зорко подмечающих «бревна» в чужих глазах. Но все это осталось в прошлом.

Абель служил не Трантору. Он служил всеобъемлющей цели, которую Трантор олицетворял. Поэтому вопрос «Пойдет ли случившееся на пользу галактическому миру?» естественным образом трансформировался в вопрос «Пойдет ли случившееся на пользу Трантору?».

К сожалению, в данном конкретном случае Абель не был ни в чем уверен, тогда как профессору Юнцу решение представлялось простым и очевидным: Трантор должен поддержать МПБ и наказать Сарк.

Может быть, это будет полезно, особенно если удастся доказать вину Сарка. А может быть, нет – если вина Сарка не будет доказана. В любом случае Трантору не следовало бросаться в атаку очертя голову. Всем было известно, что Трантор стоит в одном шаге от подчинения себе галактики, тем не менее существовала такая возможность, что независимые планеты объединятся и выступят против империи. Трантор мог выиграть даже такую войну, но, вероятно, заплатив столь высокую цену, что победа стала бы лишь иносказательным названием для поражения.

Игра вошла в завершающую стадию. Трантору ни в коем случае нельзя поступать опрометчиво, и Абелю надлежит действовать с оглядкой, осторожно дергая за ниточки паутины, которой он опутал саркские государственные службы и нобилитет. С улыбкой прощупывать, исподволь расспрашивать… И не выпускать из виду Юнца, чтобы экспансивный либейрианец в мгновение ока не сломал то, что Абелю потребуется чинить целый год.

Абеля вообще удивлял неукротимый гнев либейрианца.

– Почему вас так заботит один-единственный агент? – спросил он как-то профессора.

В глубине души он ожидал, что тот разразится спичем о безупречной порядочности МПБ, о долге всех и каждого поддерживать Бюро, которое служит человечеству, а не той или иной планете. Но ничего этого он не услышал.

Нахмурившись, Юнц произнес:

– Потому что в основе этой истории лежат лживые взаимоотношения Сарка и Флорины. Я хочу вывести их на чистую воду, хочу сокрушить.

Абелю стало тошно. Всегда и везде людей заботит лишь отдельно взятый мирок, вновь и вновь мешая лучшим умам сосредоточиться на решении проблем галактики в целом. Да, то там, то сям встречается социальная несправедливость. Да, иногда она берет тебя за душу. Но разве не ясно, что задачу можно решить только на уровне всей галактики? Сначала положить конец войнам и межнациональному соперничеству, а уже затем обратиться к внутренним проблемам, причины которых коренятся в проблемах внешних. Сам Юнц – не флоринианец, следовательно, его политическую близорукость нельзя списать на эмоции.

– Что вам до Флорины? – прямо спросил Абель.

– Я чувствую некое родство с жителями, – помявшись, ответил Юнц.

– Но вы – либейрианец. По крайней мере, так мне показалось.

– Верно. И все же между нами есть некое сходство. Мы – два полюса галактики.

– Два полюса? Не понимаю.

– Я о цвете кожи. Флоринианцы – молочно-белые. Мы же – черные, как ночь. В этом что-то есть. Некая связь, общность. Сдается мне, наши и их предки накопили немалый опыт того, как быть другими, этаким исключением из социальной массы. Мы, черные, и они, белые, – братья по несхожести.

Перехватив изумленный взгляд Абеля, Юнц стушевался и умолк. Больше они этот вопрос не поднимали.

И вот, через год после начала этой истории, когда стало казаться, что вся тягомотина вот-вот заглохнет, и даже пыл Юнца вроде бы поугас, дело неожиданно сдвинулось с мертвой точки. Да еще как сдвинулось!

Юнц тоже сильно изменился. Посол видел перед собой человека, чей гнев изливался не только на Сарк, но и на него, Абеля.

– Меня приводит в негодование не то, что вы послали по моим следам своих шпионов, – говорил либейрианец. – Понимаю, вы обязаны действовать осмотрительно и никому не доверять. Не мне вас судить. Но почему, почему вы не проинформировали меня о том, что мой сотрудник обнаружен?

– Это непростой вопрос, – ответил Абель, рассеянно поглаживая мягкий подлокотник кресла. – Впрочем, как все вопросы. Я устроил так, чтобы любые сообщения о попытке неавторизованного доступа к литературе по пространственному анализу отправлялись не только вам, но и кое-кому из моих агентов. Я, кстати, полагал, что вам тоже может потребоваться защита. Но на Флорине…

– Вот именно! – с горечью в голосе перебил его Юнц. – С нашей стороны было глупо упускать это из виду. Мы целый год искали его на Сарке, а он все это время находился на Флорине. Слепцы! Как бы там ни было, мы его нашли. Вернее, вы. Надеюсь, мне позволено будет с ним встретиться?

– Вы говорите, они вам сказали, что Хоров – транторский агент, – уклончиво ответил Абель.

– А разве нет? Зачем им мне лгать? Или они сами дезинформированы?

– Нет, они не лгут и не дезинформированы. Хоров действительно был нашим агентом в течение десяти лет, и я обеспокоен тем, что они о нем знали. Это заставляет меня задаться вопросом, что еще им о нас известно и насколько шатка наша структура в целом. Вас не удивила их откровенность? Зачем они без утайки рассказали вам о нашем человеке?

– Затем, что это правда, полагаю. А заодно – чтобы раз и навсегда избавиться от меня и моих требований, которые ставят их в неловкое положение и могут спровоцировать разногласия между Сарком и Трантором.

– Правда – сомнительный товар на дипломатическом рынке. Что могло причинить им больший вред, чем признание в степени их информированности? Какой смысл давать нам возможность вовремя вытянуть порванную сеть, починить ее и закинуть обратно?

– Ну, тогда ответьте сами на свой вопрос.

– И отвечу. Они рассказали вам, кто такой Хоров, чтобы похвастаться своей осведомленностью. Они знали, что это не сможет ни помочь нам, ни повредить им. Ведь я уже двенадцать часов в курсе, что Хоров провалился.

– Но откуда?

– По наивернейшему признаку. А именно: двенадцать часов назад шпион Трантора Мэтт Хоров был убит флоринианским патрульным. Двое местных жителей, мужчина и женщина, находившиеся в его пекарне, исчезли. Полагаю, теперь они в руках нобилей. Мужчина, скорее всего, ваш потерявшийся сотрудник.