Книга Билет на удачу, страница 33 – Дженнифер Смит

– Как это? – недоуменно сводит он брови.

Я зарываюсь лицом в ладони.

– Боже, Лео. Не заставляй меня произносить этого вслух.

– Я не понимаю, – искренне теряется он.

– Ты не мог этого не заметить. Мы всегда вместе, и…

– Тедди? – мягко спрашивает брат. Я осмеливаюсь бросить на него взгляд, и он кивает, видя выражение моего лица: – Ага.

– Ты не кажешься удивленным.

– Я не был полностью уверен. Но подозревал.

– Почему никогда ничего не говорил?

– А почему ты молчала?

– Потому что это унизительно, – несчастно отвечаю я, – безответно кого-то любить.

– Ты не можешь знать наверняка, что твое чувство безответно.

– Вообще-то могу. Это выяснилось во время нашей вчерашней ссоры.

Глаза Лео расширяются за очками:

– Правда, что ли?

– Да. Мы поцеловались…

– Поцеловались?

Я смеюсь, но далеко не радостным смехом.

– В то утро, когда узнали, что Тедди выиграл. Но этот поцелуй ничего не значил. Во всяком случае, для него. Он ясно дал мне это понять.

Лео протягивает руку через стол и ободряюще похлопывает по моей ладони:

– Мне очень жаль. Тебе станет легче, если ты узнаешь, что я составил список самых дурацких поступков Тедди? Могу перечислить в хронологическом или алфавитном порядке. Как тебе больше нравится?

– Спасибо за предложение, – грустно улыбаюсь я. – Оно много для меня значит. Но мне это вряд ли поможет.

Лео угрюмо кивает.

– Значит, ты безнадежно влюблена?

– Боюсь, что так.

– Можно тебя кое о чем спросить?

Я киваю.

– Знаю, что сердцу не прикажешь, но…

– Что?

– Как ты умудряешься так сильно доверять кому-то – особенно такому человеку, как Тедди, который столько раз тебя подводил, – когда совершенно не доверяешь Вселенной?

Я хмурюсь, а потом, не подумав, говорю:

– А как ты умудряешься быть таким суеверным, когда с тобой никогда не случалось ничего плохого?

Мы смотрим друг на друга немного ошеломленно, хлопая глазами. Музыкальный автомат переключается на новую песню. Официант со звяканьем расставляет на столе наши тарелки и уходит, не спросив, нужно ли нам еще что-нибудь. Да и слава богу, так как я сейчас не знаю, как ответить на этот вопрос. Нам столько всего нужно, что и не перечислить. Нужное нам может заполнить весь этот зал. Весь этот город.

Мы с Лео не притрагиваемся к еде.

– Именно поэтому, – наконец сдавленно произносит брат. – Поэтому я так суеверен. Потому что со мной никогда не случалось ничего плохого.

– Лео…

– Тебе, наверное, трудно в это поверить, но если в жизни всегда все хорошо, то начинаешь переживать, не случилось бы чего-то плохого. Особенно когда понимаешь: так не должно быть. У меня в жизни все было легко и просто, не то что у тебя или Тедди… – Лео умолкает и откидывает голову назад. Мне видно лишь его горло и дергающийся кадык. – Это кажется каким-то неправильным.

– Эй… – начинаю я, но он опускает голову и смотрит на меня. И печаль в его глазах заставляет меня замолчать.

– Возможно, все было бы по-другому, если бы в моей жизни не было вас. Возможно, было бы легче не думать о тех ужасных вещах, которые могут случиться. Но я не могу об этом не думать, поскольку эти ужасные вещи случились не со мной, а это значит, что плохое меня еще ждет. Это значит, что однажды и у меня под ногами разверзнется земля.

– С чего ты это взял?

– А ты сама подумай. Моя жизнь идет как по маслу. Наверное, самым тяжким в ней было признание в моей сексуальной ориентации. Но даже это прошло не настолько драматично, насколько можно было бы ожидать.

Я киваю, вспоминая, как он впервые признался мне в этом. Летом, накануне девятого класса. Правда, я к тому времени уже и сама догадалась. Мы ели мороженое в Линкольн-Парке, и я сболтнула о том, что сохну по Трэвису Риду. Лео опустил ложку и посмотрел на меня с искренним удивлением.

– Что? – спросила я.

– Мне он тоже нравится, – выдал он.

Мы с секунду таращились друг на друга, а потом расхохотались.

Потом оказалось, что Лео больше во вкусе Трэвиса, чем я. И они разделили свой первый поцелуй на школьной стоянке после осеннего бала. Через пару месяцев Лео решил, что готов признаться в своей ориентации и родителям.

– Все будет хорошо, – успокаивала я его, после того как он, помаячив туда-сюда, озвучил мне, что собирается сказать своим. – Родители любят тебя. Я других таких замечательных людей не знаю. Они самые лучшие. К тому же они – демократы, а это означает, что они практически обязаны поддержать тебя, верно?

– Верно, – неуверенно буркнул Лео.

Даже с такими родителями невозможно было знать наверняка, как они отнесутся к его признанию. Однако час спустя Лео вернулся слегка ошеломленным. Прежде чем я успела задать вопрос, он с непомерным облегчением на лице ответил:

– Все прошло… до странности хорошо.

Сейчас же он почти разочарован, что все прошло настолько спокойно.

– Это была единственная трудность в моей жизни, но и она, по большому счету, не принесла мне особых проблем. Да, конечно, не все было гладко, и девятый класс дался мне не очень легко, но давай смотреть правде в глаза: все могло быть гораздо хуже.

– Стоит только вспомнить, как твои родители повесили над твоей постелью постер мужской футбольной команды.

Лео прыскает:

– Стыдоба какая.

– Они пытались тебя поддержать.

– И я про то же.

– То есть?

– Мне невероятно везет. Слишком везет. Так не может продолжаться вечно. Обязательно случится что-то плохое.

– Я не к тому…

– Вы с Тедди – мои лучшие друзья. – Лео пристально смотрит мне в глаза. – И вы пережили столько плохого. Слишком много плохого. Это несправедливо. Особенно по отношению к тебе. С тобой произошли ужаснейшие вещи, ты заслуживаешь счастья больше, чем кто-либо другой, и я чувствую себя виноватым из-за того, что у меня в жизни…

– Лео, – мягко прерываю его я. – Вряд ли где-то там есть огромное воздушное табло, на котором ведется подсчет, сколько плохого или хорошего пережил человек. – Я на несколько секунд замолкаю. – Справедливость не является данностью в этом мире.

– А если ты ошибаешься? – спрашивает Лео, подавшись вперед. – Посмотри, Тедди не повезло с отцом, и он выиграл в лотерею. – Может, так Вселенная загладила свою вину.