Книга Немного ненависти, страница 71 – Джо Аберкромби

– Весьма разумная экономия, – одобрительно кивнула Савин.

– Однако кое-кто из более старых работников объединились, чтобы противостоять этим мерам, и их пришлось уволить. В какой-то момент мы были вынуждены прибегнуть к насилию. Возникла необходимость в запрете на любую организованную деятельность среди рабочих – впрочем, нам облегчили задачу изданные королем новые законы против собраний.

Фактически, эти новые законы разработал отец Савин, и она лично приложила руку к составлению черновиков.

– Кроме того, новые методы, введенные в нашем третьем корпусе, встретили… – Валлимир хмуро взглянул на самое новое из трех зданий, более длинное, приземистое и с еще более узкими окнами в уже покрывшихся копотью стенах, – …весьма враждебное отношение.

– Я часто обнаруживаю, что чем эффективнее метод, тем больше враждебности он вызывает. Возможно, нам стоит начать нашу экскурсию оттуда?

Валлимир поморщился.

– Не уверен, что условия внутри будут для вас… достаточно комфортными. Там чрезвычайно шумно. И слишком тепло. Совершенно неподоходящее место для дамы вашего положения.

– Ой, да бросьте, полковник! – отозвалась Савин, уже направляясь к корпусу. – С материнской стороны мои предки – самые обычные простолюдины, крепкие и выносливые.

– Мне это известно. Я был знаком с вашим дядей.

– С лорд-маршалом Вестом?

Ее дядя умер еще до ее рождения, но мать порой упоминала о нем. Если можно брать в расчет сентиментальные банальности, какие обычно говорят о давно усопших родственниках.

– Собственно, однажды он даже вызвал меня на дуэль.

– Да неужели? – Этот искренний проблеск воспоминаний пробудил в ней интерес. – Из-за чего?

– Необдуманные слова, о которых я впоследствии часто сожалел. Вы в некотором роде напоминаете мне его. Это был очень увлеченный человек. Очень целеустремленный. – Валлимир бросил на нее взгляд, извлекая ключ и отпирая дверь. – И порой он мог быть очень грозным.

Он распахнул дверь, и гул механизмов превратился в оглушительный рев.

Все пространство внутри содрогалось от непрекращающейся ярости машин. Хлопанье ремней, лязг шестеренок, грохот челноков, визг металла под жестоким давлением. Пол цеха был сильно заглублен в землю, так что они стояли на чем-то наподобие балкона. Савин подошла к ограждению, сдвинув брови, взглянула вниз на рабочих – и остановилась, гадая, не обмануто ли ее зрение расстоянием.

Нет, все так и есть.

– Там дети, – проговорила она, не позволяя эмоциям прокрасться в свой голос.

Сотни детей, тощих и грязных, стояли длинными рядами возле ткацких станков, сновали между машинами, катали бобины пряжи величиной в собственный рост, сгибались пополам под рулонами готовой ткани.

– Один товар в Вальбеке всегда в избытке, – прокричал Валлимир ей в ухо, – это сироты и брошенные дети! Попрошайки, лишний груз для государства! Здесь мы предоставляем им возможность заняться полезным делом.

Он мрачно усмехнулся:

– Добро пожаловать в будущее!

В одном углу корпуса располагались длинные ряды полок, по пять или шесть в высоту, снабженные переносными лестницами, но устланные лишь тряпьем. На глазах Савин с одной из них слезла девочка со спутанными волосами. Так, значит, это их постели! Они жили в этом месте. Запах был тошнотворным, жара подавляющей, шум оглушительным, а сочетание всего этого – поистине адским.

Савин попыталась заговорить, но закашлялась. Даже здесь наверху, на балконе, воздух был густо насыщен пылью, в столбах света из узких окошек роились пылинки.

– Полагаю, жалованье у них минимальное?

Валлимир как-то странно покривился.

– В этом вся прелесть идеи. Помимо выплаты в дом призрения, который их предоставил, и минимальных трат на пищу и одежду, они не получают никакого жалованья. По существу, они… приобретаются нами в пользование.

– Приобретаются. В пользование. – Савин по-прежнему говорила совершенно бесстрастно. – Как и любая другая деталь механизма.

Она взглянула вниз, на свою новую портупею, доставленную ей на днях. Как она тогда радовалась! Настоящий шедевр. Сипанийская кожа, серебряные вставки, инкрустированные драгоценными камнями и изображающие сцены из «Падения магов». Сколько детей она могла бы купить на эти деньги? Сколько детей она купила на эти деньги?

– Сперва мы нанимали опытных ткачей, прежде работавших вручную, но на практике необходимость в них оказалась невелика. Дети обучаются обслуживать машины едва ли не быстрее, а хлопот с ними в десять раз меньше. – Валлимир повел рукой, указывая на жужжащие машины, на кишащие вокруг них маленькие фигурки. Впрочем, это казалось скорее жестом судьи, указующего на преступление, нежели зазывалы, приглашающего на спектакль. – Учитывая более современную технику, плюс сниженную стоимость труда и размещения рабочих, этот корпус приносит больше прибыли, чем два других, вместе взятых. И его гораздо легче контролировать.

Валлимир кивнул в сторону массивного бригадира, расхаживавшего по цеху. Савин увидела, что за спиной тот держал палку. Или было бы правильнее назвать это хлыстом?

– И как долго они работают? – прохрипела она сквозь ладонь, непроизвольно прижатую ко рту.

– Смены по четырнадцать часов. Дольше оказалось непроизводительным.

Савин всегда гордилась своей выносливостью, однако нескольких минут, проведенных здесь, оказалось достаточно, чтобы у нее закружилась голова и она схватилась за ограждение. Четырнадцать часов тяжелого труда в этой пыли и шуме, день за днем! К тому же тут было жарко, как в печи Делателя, – любимое выражение ее отца. Она уже чувствовала, как пот щекочет кожу головы под париком.

– Почему здесь так жарко?

– Немного прохладнее, и пряжа начинает слипаться, машину может заесть.

Она сомневалась, что где-либо прежде в пределах одного места сознательно порождалось столько человеческих страданий.

– В том, что касается бизнеса, единственная правда – это прибыль, – произнесла Савин, кладя руку на плечо Валлимира. – А убыток – единственное преступление.

– Разумеется.

Что-то подсказывало Савин, что у них обоих были свои сомнения. Но она могла свалить все на него, этого бескровного ублюдка, а он обвинить во всем ее, эту суку с кремнем вместо сердца, и без сомнения, их прибыли послужат смазкой для любых скрипящих сочленений в их совести. В конце концов, если они не добьются эффективной работы своих предприятий, всегда найдется какой-нибудь другой фабрикант с более крепким пищеварением, ожесточенным неудачами. Станут ли их рабочие плакать по ним, если их вышвырнут из бизнеса? Или тут же бросятся к другому нанимателю, на которого смогут изливать свои мелочные жалобы?

– Хорошая работа! – прокричала она в ухо Валлимиру, хотя ее голос звучал несколько сдавленно. Из-за жары, разумеется. А также шума. И пыли. – Я просила вас сделать фабрику прибыльной, и вы это сделали, невзирая на чувства!