Книга Эмбрион. Поединок, страница 64 – Юрий Мори

Подбежавший Садко, грязный от полетов по полу, взъерошенный и злой как черт, начал пинать неподвижное, окончательно осевшее на пол тело.

– Да погоди ты, она без сознания! – сказал Кат. Ощущение, что вся эта суматошная гонка закончилась, ведром воды обрушилось на него сверху. Почти смыло.

– Да похер, похер! – орал бродяга, метеля ногами лежавшую Охотницу. – Меня! Как щенка! Я ее, тварь, до смерти забью!

Подошедший Леший рассудительно вздохнул и, осторожно схватив певца за плечи, оттащил немного назад:

– Успокойся! Забьешь – кого потом казнить будешь? Ты же собирался. Ну, уймись, все, хорош!

– Да? А… Точно. Молодец, складской. Не остановил бы, так я…

Кат наклонился, теперь уже без опаски, и стащил с головы Охотницы шлем, расстегнув непослушными после горячки боя пальцами длинную застежку сбоку.

Жуть… Коричнево-бурая, вся в наплывах неровной кожи, похожей на чешую, лысая голова, закатившиеся белки глаз, никаких век и ресниц, искаженные тонкие губы. Красавица писаная. Ей без шлема надо было атаковать, все бы и так обосрались. От ужаса.

– Фотомодель… – буркнул Садко. – Проверьте, чтобы оружия не было, и понесли ее вниз. Есть у меня идея.

В руке у него щелкнула крышка зажигалки, поднялся и опал небольшой язычок пламени. Кат пожал плечами, закинул на плечо трофейный автомат, сморщившись от боли в руке. Перевязать бы надо.

– Держи, боец! – словно прочитав его мысли, подбросил в воздух нераспечатанную упаковку бинта Леший. Он сидел на корточках возле открытого рюкзака Охотницы и охотно потрошил его. – Здесь и пара магазинов тебе есть, забери. Толковая тетка, всем запаслась. Ух ты, пластид! Была б она красивее – женился бы. Мечта лесного бродяги, а не баба.

Охотница слабо застонала, приходя в себя. Кат подумал, что стоило бы ее связать, как Садко уже наклонился над телом, сперва содрав бронежилет, а потом уже и перемотав лодыжки и запястья веревкой, взятой из рюкзака самой проигравшей. Когда он дернул ей раненую руку, Охотница вскрикнула и снова потеряла сознание.

– А на кой черт ее куда-то нести? – поинтересовался Кат, зубами затягивая узел бинта на предплечье. Пока и так сойдет, должно зажить. Голову бы тоже забинтовать.

– Ты что предлагаешь? – спросил в ответ Садко. – Здесь бросить? Нет уж. Меня лет тридцать ни одна собака так не оскорбляла. Казнь – значит, казнь. А тебе, городской, я предлагаю место в отряде Дюкера. Есть у меня такие полномочия. Но – условие – меня слушаться беспрекословно!

Леший хохотнул, хотя Кат не понял, чего здесь смешного.

– Мне жену надо выручить.

– Да считай – уже. Есть у нас рычаги воздействия. Как князь домой доберется, так сразу и отпустит. Мы ее возле Боброва через пару дней заберем.

Кат удивился. Какой-то змеиный клубок, а не послевоенная деревня. Скандалы, интриги, расследования, право слово. По-прежнему мало что ясно, но разберемся на ходу.

– Так бои же сейчас начнутся…

– Вот на них ты и пригодишься. Дюкер же не благодетель какой, ему воины нужны. Леший! Кончай мародерствовать, понесли красавицу. А ты, Кат, все понял? Меня теперь слушаешь. Как маму с папой и боевого командира.

Сталкер пожал плечами. Филю вытащить для начала, а там решим вместе. Куда идти, кому служить. Чистый Град вновь отодвинулся на неопределенный срок, но на то она и жизнь – ломать планы. Прорвемся.

Когда Охотницу приподняли с пола, не особо жалея порванную выстрелом руку, она застонала, но вскоре умолкла. Открыла глаза, в которых Кат, присмотревшись, заметил пляшущие черные язычки огня – ну точно, серая сестра, как есть. Далеко же ее занесло.

– Куда вы меня, неверующие? – невнятно спросила она. Отвечать никто не стал.

Коридор вывел к лестнице, куда первым шмыгнул Садко, держа наготове пистолетик. Гитара теперь висела у него на спине, словно неведомое оружие с непомерно большой патронной коробкой – со стороны дека так и выглядела.

– Чисто! – махнул он рукой снизу. – Тащите.

Выход в атриум обнаружился возле огромной кухни, занимавшей четверть первого этажа. Здесь Охотница тоже успела пройтись: заглянув в царство гастрономии, Садко удивленно обернулся и, сморщив лицо, поинтересовался:

– Слышь, ебанутая, поваров-то за что?

– Здесь все достойны смерти… – проскрипела в ответ Охотница, почти не разжимая зубы. – Вы и на втором этаже тоже… не всех нашли.

Реально, сумасшедшая. Кат пинком открыл дверь, и они с Лешим заволокли связанную девушку в атриум. Под ногами скрипели стекла, откуда-то сверху завывал ветер. То ли вентиляция, то ли в ходе боев где-то выбили окна наружу.

– Туда ее, к памятнику! – показал Садко. – Самое место.

Странный монумент, больше похожий на схватку бешеной ящерицы с пучком искореженных рельсов, случайно получивших свободу, вблизи пугал. Метра три неведомого говна, резко контрастировавшего с в целом классической обстановкой Колизея. Ни картины, ни статуи, ни драпировки и мебель по стилю с этим и рядом не стояли.

Апофеоз довоенного идиотизма, выполненный в металле.

– Я там на кухне видел, что надо, – засуетился Садко. – Привязывайте дуру стоймя к памятнику и пойдем за мной. Один не дотащу.

Сказано – сделано. Вряд ли абстрактное нечто стало привлекательнее от примотанной к нему запасной веревкой худенькой фигурки, безвольно свесившей лысую голову на плоскую грудь, но и не ради эстетики старались.

– Чего ты задумал-то? – спросил по дороге на кухню Кат, но певец только махнул рукой. Увидишь, мол. Чего воздух сотрясать.

– Нет, ребята… Я на это не подписывался, – ошарашенно сказал сталкер, стараясь не глядеть на мертвых поваров: двое лежали на полу, словно смертельно устали, даже не сняв белые фартуки и смешные – пирожком – шапочки. Третий плавал лицом в огромной кастрюле. По кухне несся запах мясного бульона, но увидев его источник, хотелось блевать.

Садко тем временем взялся за канистру с лаконичной надписью А-95, а Леший подбирал с пола разбросанные дрова, которые вряд ли уже пригодятся для остывающей в углу печи.

– По заслугам ей будет, – сказал в ответ певец. – Такое дерьмо просто расстрелять – это, считай, как помилование. Дрова тащи, не хрена философствовать.

Кат подобрал несколько аккуратно напиленных досок, пытаясь про себя решить, как он сам к этому относится. С одной стороны, Садко прав – сумасшедшая сука, достойная жуткой смерти. А с другой – если так казнить человека, чем ты лучше ее самой?

Нет ответа. Да и вряд ли будет. Но и помогать Дюкеру, которому служат люди с такими замашками, как-то не хотелось. Вздохнуть не успеешь, как из воина превратишься в палача.

Если это уже не так.

Костер из разложенных полукругом у ног Охотницы дров, да еще щедро политый бензином из канистры, разгорелся мгновенно. Садко едва успел отдернуть руку с зажигалкой, как вверх и в стороны заплясали длинные языки пламени, сперва синеватые, но быстро набирающие естественный красный оттенок. Остро воняло топливом, одежда на Охотнице занялась, а она сама, будто встряхнувшись, подняла голову.