Онлайн книга «Сад надежды»
– Ничего страшного, если кухонная дверь закрыта. Но беда в том, что ты и кухонную дверь не запираешь. Дважды оставила ее открытой. Страх пробрал Чарити до костей. Новый свитер вдруг сделался кусачим. – А почему это тебя волнует? – Внезапно возникшее чувство незащищенности заставляло оценивать каждое движение Далтона, когда он подошел на шаг ближе. Его глаза отражали электрический свет, и она увидела в них нечто неожиданное: тревогу. – Чарити, ты живешь одна. – Он обвел рукой вокруг. – В огромном доме. Да, но это дом ее детства, и уж чего-чего, а страха она здесь не чувствовала. – На острове нет преступности. – Преступность есть везде. – На скулах Далтона заиграли желваки. По какой-то абсурдной причине эта фраза и выражение его лица ее успокоили, нервозность исчезла и уступила место любопытству. – А ты не очень-то доверяешь людям, да? – Люди бывают всякие. Может быть, как раз ты слишком доверчива. Чарити попыталась улыбнуться: – Наверное. Вот тебя впустила. Шутка застала Далтона врасплох. Он еле заметно усмехнулся: – Что и требовалось доказать. Она достала из ящика связку запасных ключей и сняла один ключ с кольца. Проверила, подходит ли к замку, и протянула Далтону. – Вот ключ от кухонной двери – на случай если тебе что-то понадобится. А веранду я оставлю открытой. И с этого дня обещаю всегда запираться. Чарити сама не поняла, почему решила дать ему ключ. Но Далтон беспокоился о ней, и это было приятно. * * * Далтон не сказал, что видел, как кто-то крался вокруг дома. Это случилось после отъезда дяди Гарольда и повторилось несколько раз, поздно ночью. Тень проскользнула к дому с пляжа и исчезла. Далтон обогнул дом. Никого. На следующий день он поискал следы и ничего не обнаружил. Неужели подвело воображение? Эмили Радд заехала за Чарити на красном спорткаре, стоившем, наверное, больше, чем весь коттедж Барлоу. Вечер выдался безветренным; Далтон засиделся за томиком Хемингуэя и закончил читать уже за полночь. За окном прибой плескался о берег. Хлопнула дверца машины, послышался женский смех. Далтон выглянул в окно и увидел незнакомый автомобиль. Давно пора было спать, но он хотел убедиться, что с Чарити все в порядке. И не зря. Снова послышался ее смех, и в круге света от веранды возникли два силуэта: Чарити и какого-то парня. Почему она так спотыкается? Далтон накинул рубашку и выскочил из коттеджа. Пробежав напрямик через веранду, отпер дверь кухни и оказался у парадного входа как раз в тот момент, когда в холл ввалилась Чарити вместе со смуглокожим хлыщом. – Привет! – произнес Далтон. Верзила сердито уставился на него, по-хозяйски обнимая Чарити. Далтон выставил перед ним руку, не пропуская дальше. – Я Далтон. Верзила неохотно кивнул. Чарити оперлась о косяк. – Это мой… – Брат, – закончил Далтон вместо нее и так приветливо улыбнулся, что парень слегка отпрянул. Чарити хихикнула. – Ну что, сестренка, выпила лишнего? – грозно спросил Далтон. Она смахнула волосы с лица. – Всего пару бокалов вина. – А может, пару бутылок? – Далтон взял ее за руку и переадресовал вопрос кавалеру, который тут же поскучнел и явно распростился с планами на ночь. – Дальше мы сами. Очень любезно с твоей стороны, что проводил ее до дома. – Мужчины обычно способны верно оценить возможности соперника, а такие, как этот, поджимают хвост, стоит лишь намекнуть. Далтон не часто полагался на грубую силу, но при необходимости мог показать даже гризли, на что способен. И если хлыщ в темном костюме надумает сунуться в дом, ему придется пересчитать ступеньки на входе. – Спокойной ночи. Осклабившись напоследок, парень ретировался, на полпути к машине крикнув: – Я позвоню! Чарити помахала рукой, но он только припустил быстрее. – Я вообще почти не пью. – Она повернулась к Далтону и повисла у него на плече. – То-то на ногах не стоишь. – Я нервничала, – громко прошептала Чарити прямо ему в ухо. От нее пахло вином и еще чем-то сладким. – Тебе нужно выпить кофе. Далтон повел ее на кухню. Посреди столовой Чарити вдруг резко остановилась. – А дядя Гарольд тебе рассказывал, как мы здесь танцевали? Вот и стол передвинули. – Она протянула руку в направлении стола. – Бабушка с дедушкой любили танцевать. Их дядя Гарольд учил. – Хотя Чарити не нравилась Далтону в таком состоянии – глаза стеклянные, язык заплетается, – он понимал, что воспоминаниям легче пробиться сквозь толщу лет при помощи алкогольной смазки. – Я скучаю по бабушке и дедушке. Это глупо для взрослой женщины? – Нет. – Он тоже скучал по Мелинде и Кисси, и порой больше всего по ощущениям, по звукам и запахам. Проходя мимо детской площадки по пути домой с работы, слышал девчоночий смех, так похожий на смех его дочери, и искал ее глазами. Но не находил. Чарити положила руки на стол. – Ты когда-нибудь хотел снова стать ребенком? Все, что он хотел, – это унять боль. Усмирить демонов. – Быть ребенком проще. Хотел бы я перенестись в то время, где было проще?.. – Его руки задрожали. – Да. Хотел бы. Каждый день. – Далтон? – Чарити посмотрела ему в лицо. У него защипало в носу. Во взгляде Чарити было столько искренности и чистоты… – Разве от этого становится легче? У него сжалось горло. – Разве боль стихает? За прошедший год Далтон научился сглатывать слезы. Подавлять эмоции. Однако стоящая перед ним странная женщина видела его насквозь и нахмурилась – он отвечал обманом на ее искренность. А он стискивал зубы, прятался за свою выдержку. Так что оставалось одно. Далтон сделал вдох и с шумом выдохнул. И тогда проступила первая слезинка. Скатилась по щеке, добежала до подбородка. За первой слезой последовала вторая, затем третья. Как ни странно, даже эти капли принесли облегчение. Далтон и Чарити стояли лицом к лицу в столовой, где когда-то, в далеком детстве Чарити, танцевали, где жизнь полнилась любовью и радостью. Чарити тоже несчастна, догадался Далтон, может быть, не меньше, чем он. И он не стал вытирать слезы, а они все текли и текли. Дыхание успокоилось, сердцебиение прекратилось, но он продолжал плакать в полную силу и этого не стыдился. Было так тихо, что Далтон и Чарити слышали только свое дыхание. Вдохи и выдохи. Но что-то другое, невыразимое было разлито в воздухе, наполненное вкусом безнадежности – но и чем-то новым. Освежающим, несущим надежду. Далтон был в трауре больше года. Теперь ему дали шанс выплакать свое горе. И он увидел разницу. Скорбь о навеки утраченной любви – и понимание того, что жизнь продолжается. |