— Где продается вино «Страшная сказка»? — слетает с языка.
Олег смотрит на меня, как на умалишенную, и его глаза лихорадочно сияют в мышиной тьме. Впрочем, я привыкла: здесь все на меня так смотрят.
— Так у Вольпия в лавке же, — говорит он осторожно. — Скупает пойло на винодельне, заговаривает и этикетки лепит… Или тебе нервный срыв мозги отъел?
— Немного есть, — признаюсь я с неохотой. — Но не надейся: твоих похождений не забуду! А как эту лавку найти?
— Боги из машины! Да все эту лавку знают! За сорок лет прохиндей Вольпий так развил дело своего деда, что вся Империя в Московию съезжается за вином!
— Прохиндей?
— Хитрый очень, — подмигивает Олег и стучит пяткой о ступень, словно нервничает. — Единственный сказочник Империи, а Контора все его никак не завербует. Помнишь, как легко Арсена твоего схватили, молодого, умного да крепкого? А меня? А его — хиляка старого, артритного — не могут!
— Вот же как? — слово «сказочник» бьет промеж лопаток, как клинок. В мыслях всплывают слова старика из магазина: «Сказочница ты», и я вспоминаю его пальцы, вывороченные артритом… Неожиданно меня начинает колотить озноб. Кутаюсь в подол грязного платья, как в покрывало.
— А что ему? — продолжает Олег. — Наговорит на песок, да в морду бросит, а конторщика видения сразу одолевают.
— Это и есть его дар? — спрашиваю робко.
— Поговаривают, — Олег склоняется еще ближе, и я отдергиваюсь, — что он и в других параллелях своим пойлом приторговывает. Я, правда, в параллели не верю, но говорят об этом очень убедительно.
Я вздрагиваю и едва не скатываюсь по ступеням опять в подвал. Задыхаюсь от тревоги и волнения. Параллели… Пойло… Вольпий… Кажется, я знаю, у кого купила вино. Значит, ему известно, как найти дорогу обратно? Господи!..
Когда я возвращаюсь в каморку, и Олег закрывает за мной дверь, в голове крутится одно. Найти Вольпия. Во что бы то ни стало.
Через три часа темноты и клаустрофобии затвор снова скрипит, и дверца отворяется. Вместе с потоком свежего воздуха в лицо летит запах духов: слишком знакомых, чтобы не узнать. Аврора…
— Поднимайся, — говорит она строго. — Работать пора.
От одного упоминания о моей новой «работе» начинает тошнить. Я нехотя иду следом за мучительницей, а ноги подкашиваются, не желая меня нести. Неужели моя судьба сдаться и остаться тут сальным господам на потеху?! Наверное… Ибо бороться дальше нет сил.
Аврора передает меня двум прислужницам, и они моют и переодевают меня. Девушки не слишком красивы, но весьма языкасты. Интересно, обслуживают ли они мужчин?
Когда меня ведут в мою спальню, и мокрые волосы противно хлопают по шее, я вспоминаю о припрятанном осколке. Что ж, если совсем туго будет, у меня хотя бы найдется способ покончить с этим враждебным миром.
Правило № 12. Беги, пока не поймали!
— Роан Азар?
Я поднимаю подбородок, и пронзительный свет проливается в глаза. За долгие часы заточения я так привыкла к темноте, что до сих пор не могу освоиться.
Он стоит передо мной. Тот самый, что понял и отпустил без скандалов и сцен. Такой же, как и прошлым утром… Ничего не изменилось: разве что, поменял рубашку.
— Элен, — говорит сухо, но в интонации чувствуется трепет. Отчего так?
— Прикажете танцевать для вас? — отвечаю я с трудом. Щека болит и, судя по тому, что шипящие звуки получаются приплюснутыми, распухла.
Михаэль смотрит и молчит. Разноцветный взгляд почти прячется под густыми ресницами. Мужчина ступает ближе, сжимает светлые перчатки, отчего ткань неприятно скрипит.
— Я могу помочь, — опускает глаза и скользит взглядом по моим плечам. И замирает на изрезанных пальцах. — Только расскажи правду, Элен.
— Я расскажу, — отвечаю тихо. — Но не убегайте, как вчера.
Улыбка просыпается в уголках его губ. Он показывает осторожным кивком на кресло.
— Присядем?
Михаэль принимает расслабленную позу, а я опускаюсь на край кровати напротив него.
— Все, что я рассказала — правда. Этот мир мне не родной. Я работала в Москве — в другой Москве — уже десять лет, а приехала туда из Саранска. Мне сказали, что такого города здесь нет.
— Сары? — предполагает Михаэль. — Четыреста миль от Московии. Там глушь, одни болота да комары. Морденс там кланами живут — лисы-оборотни, побаиваемся мы их, дикие они.
— Мордва, — киваю я. — Ну так вот. Последние годы мы с подругой содержали небольшой магазин… эээ… лавку! А подруга моя… она очень похожа была на заводилу здешнюю, Эвиру! Я оказалась здесь после того, как выпила лишнего.
— Не знаю такой, — пожимает плечами гость. — Я не нашел в архиве Владимирграда ничего о Москве. — Его густая бровь приподнимается. — Ты хочешь сказать, что из параллели? Но это же… — роан потирает подбородок и задумчиво смотрит в пол. — Так вот почему ты о вине спрашивала? Думаешь, из-за него? Но старик Вольпий давно с ума сошел, многие говорят, что не сказочник он вовсе, а проходимец. А другие маги с таким даром умерли несколько веков назад и стали почти легендой с кучей домыслов. Да и Контора хорошо оберегает государственные тайны, ведь сказочники всегда были под их опекой.
Он стискивает губы. Кажется, злится, но лицо вмиг светлеет и дарит мне теплую улыбку.
— Вот почему ты так… необычно говоришь.
— Наверное, — киваю я. — В тот вечер, перед тем, как попасть сюда, я купила вино в странной лавке у странного продавца. Вино «Страшная сказка», такое же, как здесь. Мой единственный шанс отыскать дорогу домой — найти Вольпия.
Михаэль надолго замолкает. Хмурится и, сложив руки под подбородком, смотрит в никуда. Я не тревожу его мысли, а просто разглядываю. Мужчину нельзя назвать красавцем, но от него веет силой. Не той, что уничтожает и стирает, а чистой и благородной.
— И люди здесь, — продолжаю я, — многие из тех, кого встречала, похожи на людей из моего мира. У них почти те же имена и фамилии, а внешность — как литая.
Он приподнимает голову.
— Я тоже есть в твоем мире?
— Не встречала, — отвечаю с неохотой. — К сожалению.
Он смотрит снова, долго и испытывающе, пробирая взглядом, как электрическим током. Внезапно встает и идет ко мне. Замирает в шаге и тянется рукой к щеке.
— Я выкуплю тебя, если ты согласишься, — касается ран и стискивает губы, будто чувствует, как у меня болит кожа. — Ты не должна здесь быть, Элен.
— Я ведь не стану вашей рабыней, Роан?
— Захочешь, отпущу тебя, как только выберемся отсюда.
Долго молчу. Кажется, у меня нет выхода. Но представляет ли он, о чем ведет речь? О каких суммах и долгах?!
— И вы в состоянии оплатить такой огромный долг? — я поднимаю бровь. — С чего бы вам делать это из-за меня, ведь мы едва знакомы. Я ничего о вас не знаю, да и вы обо мне тоже.
