Михаэль стискивает мою ладонь. Я боюсь, что болтнула лишнего. А хозяйка дома подхватывает сумку, что принес Евжин, и усмехается:
— И в чем же редкость?
— Ну, Михаэль сказал, что… — проговариваю я и отчаянно стискиваю пальцы мужчины, надеясь, что он мне поможет.
— Что иллюзии изучают в каждой школе? — подсказывает женщина.
Михаэль слегка качает головой, сильнее сжимает мои пальцы под столом, словно просит подыграть или промолчать.
— Элен из Сары, а вы знаете, что там много нераскрытых и необразованных магов.
— Знаю, — тетка складывает руки на груди и хмурит рыжие брови. — Но вы сами сказали, что дар редкий.
Евжин жует и молча слушает, только просматривает в сторону родственницы, а затем кивает Михаэлю.
— Редкий дар иллюзии есть только у сказочника, — припечатывает хозяйка и подается вперед. — Ну… Я слушаю вас, молодые люди.
Я сжимаю ладонь Михаэля и затравленно поглядываю на него из-под ресниц. Должна ли я говорить о том, что именно этот дар мне и выделил местный Бог-из-машины?!
— Племяш, тащи вино из кладовки, — бросает тетушка Евжину. — Видно гостям смелости не хватает. — И пока паренек бегает туда-сюда, она добрым и располагающим тоном говорит: — Я не смогу помочь, если не буду знать правду.
— Не нужно вина! — неожиданно обрываю я. — Вы правильно догадались. Я — сказочница, хотя всю жизнь считала себя пустой. Во многом благодаря моему дару, нам удалось оторваться от Конторы. Но он… иногда не срабатывает. А еще я не знаю всех его возможностей, да и как пользоваться им в полную силу.
— С этого и надо было начинать, а то говорите загадками, будто вчера вас крепко приморозило, — тетя тянется к кожаному саквояжу, и он с шипением распахивается.
Правило № 37. Учись новому
— Скажите, что мне делать дальше? — проговариваю я и краснею еще пуще. Чувствую это по жару, затапливающему щеки, и по слезинкам, что выступают в уголках глаз. — Я не смогу больше жить спокойно?
Михаэль ослабляет рукопожатие и нежно поглаживает ладонь.
— А ты жила до этого спокойно? — магиня щурится и достает странное приспособление с десятками крошечных шестеренок. Их соединяют разного цвета линзы.
— Спокойнее, чем сейчас, — выдыхаю я.
— Иди сюда, оболтус, — зовет она племянника. Он покорно подходит ближе и смущенно поглядывает на Михаэля. — Палец дай. Не этот! Указательный, — прижимает его руку к приспособлению и добавляет: — Будет больно.
Евжин ойкает и резко отскакивает.
— Неженка, — фыркает тетушка. — А теперь скажи, как меня зовут?
— Жарина, — бросает паренек с серьезным видом.
— Еще разок тогда, — она тянется за его рукой, а рыжий начинает смеяться и отступает.
— Не-е-е, хватит, Зарина, я пошутил.
— Шутник, сейчас заменю тебе другие буквы, будешь мучиться. А еще лучше — сделаю твой нос крючком, чтобы девушки шарахались!
— Не надо, — ретируется племянник.
— То-то же. А теперь ты, — она поворачивается ко мне и переключает приспособление в другое положение. Камушки переливаются, будто ожившие светлячки, с шорохом двигаются по шестеренкам, а потом замирают, выстроив в центре квадрата подобие цветка.
Замерев от любопытства и легкого страха, я ловлю глазами стеклянные блики. Лепестки переливаются, превращая свет ламп в зеркальное сияние.
— Что это значит? — спрашиваю я робко. Уж не решила ли меня эта сумасшедшая женщина на артефакты и мясо-костную муку для местных псин переработать?
— Да это так, маленькая безделушка иллюзиониста, — она подмигивает и просит мою руку.
Михаэль шепчет на ухо:
— Не бойся.
Задержав дыхание, протягиваю женщине ладонь. Сердце скачет, ударяясь о ребра, и вдруг замирает на мгновение.
Евжин топчется рядом и заглядывает тете через плечо. Михаэль ерзает на стуле, но на лице ни одной эмоции, будто отключил их.
— Мне нужен другой пальчик, — говорит женщина и подхватывает указательный с точками. Прислоняет к кроваво-алому камню и слегка надавливает.
Боль и мощная вибрация карабкаются по телу, и на секунду я становлюсь грозовым облаком, изрыгающим молнии. Потом страшное ощущение отступает, и тьма, застелившая глаза, рассеивается.
Камень вспыхивает золотым, а затем стремительно тускнеет и становится черным.
Зарина смотрит на приспособление и трясет его, будто оно, как сломанный телефон, отказывается работать.
— Вам нужно уходить, — вдруг говорит она. — Я не помогу тебе, ты сама должна. По пятам Контора идет, не успеете даже мне рассказать, что случилось.
Она поднимается.
— Но… — Михаэль тоже встает. — Что вы увидели?
— В мире только один сказочник, — женщина густо краснеет и ходит по комнате.
— Зарина, я с ними! — решается Евжин.
— Сдурел? Не пущу!
— Я уже большой мальчик, — парирует парень.
— Даже если запрещу, уйдешь? — недовольно говорит Зарина. Племянник кивает. — Никому не нужна старая тетка, — ворчит она.
— Только один сказочник? — изумляюсь я. — Так значит, с моим диагнозом ошибочка вышла?! Как бы теперь вбить это в тупые головы контроских амбалов? На слово они мне точно не поверят.
Михаэль молча тащит меня к выходу, где уже дожидаются наши пожитки. От одной мысли, что придется снова мерзнуть на снегоходе, руки заметно краснеют. Что ж, я своими сомнениями на себя иллюзии насылаю? Как уроборос? Неужели так всегда будет?
Евжин одевается быстрее нас, ждет у порога, а потом целует тетю в щеку и обнимает за плечи.
— Не волнуйся, я с роаном не пропаду.
Зарина бросает влажный взгляд на Михаэля.
— Береги их. Обоих. Элен, — она подходит ко мне и крепко пожимает ладонь, — не ошиблись конторщики.
— Но ведь еще один сказочник есть, — возражаю я. — Вольпий, владелец винных лавок.
— Да, конечно, — она почти выталкивает нас из дома. — Был. А теперь поспешите. Роан Азар, у вас есть план? Держите, — она дает Михаэлю кожаный вытянутый чехол. — На улице откроете и активируете, оно запутает ваш след. Работает около трех часов, включить можно лишь раз в сутки. Скорее! А я встречу ваших преследователей достойно.
— Тетя, — подается к ней Евжин.
— Иди уже, негодник. Люблю тебя, рыжая тупая башка. Ты хоть невесту себе найди хорошую. Надеюсь, что она тебя на путь истинный направит.
— А вы справитесь в одиночестве? — спрашиваю я, оглядываясь через плечо. От резкого «был» мороз идет по коже. Неужели с Вольпием что-то произошло?! — Эти амбалы ведь церемониться не будут.