Книга Таинственный пруд. Том 1, страница 48 – Виктория Холт

— Я… я не знаю, — прошептала я.

— Тебе нечего бояться. Я не обижу тебя. Я ни за что не решился бы причинить тебе боль.

— Нет, я знаю… просто…

Джервис хотел вновь обнять меня, но я ускользнула.

— Анжелет, что с тобой происходит? Ты смотришь на меня, как на чужого человека, как на монстра.

И я подумала: «Я никогда не забуду того человека. Это всегда будет со мной».

Я отвернулась от него и бросилась на кровать. Мое тело содрогалось от рыданий.

Джервис прилег рядом, обняв меня:

— Скажи мне, Анжелет. Расскажи, что с тобой? Бремя моей тайны стало невыносимым. Я продолжала молча лежать, время от времени вздрагивая. Джервис обнял меня крепче:

— Анжелет. Чего ты так боишься? Скажи мне, что тебя гнетет?

Повернувшись, я уткнулась лицом ему в грудь и услышала, как говорю:

— Все из-за того, что произошло возле пруда. Это было давным-давно, но я ясно вижу это. Это уходит, а потом возвращается совершенно неожиданно. Со мной всегда будет так.

— Что? Расскажи мне.

Я глубоко вздохнула и выпалила:

— Из Бодминской тюрьмы убежал заключенный. Об этом много говорили, висели плакаты о розыске. Я привязала возле пруда лошадь Глорию, и подошел он. Я подумала, что это путник, который хочет узнать дорогу, а он вдруг совсем переменился… — Я вновь задрожала, очень ясно представив себе это. — Он взглянул на меня, протянул руку и схватил…

— О, Господи, — прошептал Джервис.

— Я знала, что он хочет сделать со мной. То, что он сделал с девочкой, которую уже убил. Я отбивалась, но была совсем ребенком, а он…

Я ощущала, как в Джервисе нарастает ужас, я просто физически ощущала это.

— Появился человек и спас меня. Он дрался с убийцей… Тот упал и ударился головой о камень. Я запомнила этот камень: он был частью стены, которую вы нашли, когда приехали на раскопки. Он был мертв, и мы сбросили его тело в пруд. Все думали, что ему удалось бежать, но это не так. Он и сейчас лежит на дне пруда, куда мы его столкнули…

Джервис молчал. Я понимала, что он слишком потрясен. Он просто прижимал меня к себе, потом начал произносить мое имя, называя меня маленькой, милой и любимой.

— Понимаешь, Джервис, я никому не говорила… Ты первый.

— Я рад, что ты рассказала мне это.

— Мне пришлось. Нужно, чтобы ты все понял.

— Я понимаю.

Мы долго молчали, а потом я спросила:

— О чем ты думаешь, Джервис?

— Я думаю об этом. Я не могу не думать об этом.

— Это было ужасно. Все произошло так быстро. До этого все было так просто, легко, а потом… Нам не следовало делать этого, правда?

Но, понимаешь, он начал драться с Беном.

— С Беном?

— С Бенедиктом. Он сказал, что этого человека в любом случае повесили бы за убийство и что такая смерть для него — благословение. Не думаю, что Бен так сильно переживал, как я.

— Ну, конечно. Его же не собирались изнасиловать и убить. Только не нужно так дрожать. Я прикажу принести вина, это успокоит тебя. Моя бедная, бедная Анжелет, и с тех самых пор ты несла такой груз!

Джервис дернул за шнурок колокольчика, затем, вернувшись ко мне, вновь обнял:

— Я рад, что ты рассказала мне все.

Тебе же постоянно приходилось держать это в себе.

Я кивнула:

— Я рада, что ты теперь все знаешь. Пару раз я чуть не рассказала об этом матери, но не смогла. Об этом знают только два человека — Бен и я, а теперь, разумеется, ты.

Он нежно поцеловал меня. Раздался стук в дверь: это был официант. Джервис заказал вина и вернулся ко мне.

— А где теперь Бен? — спросил он.

— В Австралии. Он отправился туда на поиски золота.

— И ты не слышала о нем все эти годы?

— Наверное, дядя Питер получает от него весточки.

— Моя милая бедная Анжелет.

Сколько же тебе было лет, когда это произошло?

— Десять, кажется.

— Бедное дитя!

— Джервис, мы поступили плохо? А что нам было делать? Ты понимаешь, мы не знали, что нам делать! Он лежал там, мертвый…

— Может быть, вам следовало сообщить о случившемся?

— Но Бен сказал, что нас обвинят в убийстве! Ты не слышал о моем дедушке? Его сослали в Австралию на семь лет за убийство, а оно произошло примерно при таких же обстоятельствах. Он странствовал с цыганами, и один мужчина попытался изнасиловать их девушку. Мой дедушка вступил с ним в драку и убил его! Его бы обязательно повесили за убийство, если бы у моей бабушки не оказался влиятельный отец!

Там, конечно, было другое дело. Раздался стук в дверь: принесли вино.

Выпей, — сказал Джервис. — Это тебя успокоит, и ты почувствуешь себя лучше.

— Рассказав тебе все, я уже почувствовала себя лучше.

— Я рад этому.

— Мне пришлось сделать это, иначе ты подумал бы, что я не люблю тебя.

Я, правда, люблю тебя, Джервис. Я хочу, чтобы у нас все было хорошо. Просто это как-то нахлынуло на меня.

Я пила вино, а он обнимал меня:

— Ты не должна терзаться: все это было очень давно. Ты должна выбросить все из головы.

Я вздрогнула:

— Неужели такое можно выбросить из головы?

— Я думаю, со временем это получится. Ты уже сделала шаг в этом направлении. Я ведь с тобой на всю жизнь для того, чтобы помогать тебе, заботиться о тебе.

— Просто чудесно думать об этом.

Джервис забрал у меня пустой бокал и поцеловал меня:

— Ты не сделала ничего плохого. Ты помогла спрятать тело — это правда. Возможно, это и в самом деле был лучший выход. Он погиб случайно, и сам был виноват в этом. Ты должна забыть.

— Я пыталась. Я забываю, надолго, а потом это возвращается ко мне.

— Это оставило шрам, я понимаю, но мы залечим эту рану. Я буду помогать тебе забывать. Я сделаю все возможное, чтобы ты была счастлива. То, что ты испытала тогда, было отвратительно, но в этом мире существует и отвратительное. У тебя это связалось с тем, что делают любящие люди, но поверь мне, здесь нет ничего общего. Я сделаю так, что ты поймешь, а узнав разницу, больше не будешь бояться.

Джервис был очень нежен, и я почувствовала, что он снял с меня бремя. Тайна больше не тяготила меня, потому что я поделилась ею, и мне стало легче.

Я никогда не забуду эту первую брачную ночь. Джервис все прекрасно понимал. Его главным достоинством было то, что он уважал чувства других людей и умел поставить себя на их место, относиться к ним с состраданием. Облегчая жизнь для себя, он одновременно облегчал ее и для других. Его сострадание и понимание были целительны для меня.