Книга Изменившийся человек, страница 61 – Франсин Проуз

Лысый отвечает:

— Вы с Лорейн, наверное, пытались завести собственных? — Дэнни и Макс — они что, невидимки? Эти люди, они в самом деле готовы обсуждать попытки завести детей при детях, которые у папы уже есть? — Никто не хочет этого признавать, но тридцать четыре — это предел. Потом слишком возрастает возможность осложнений.

— У Лорейн все непросто, — говорит папа.

Теперь Дэнни понимает, почему отец так горд тем, что у него двое сыновей. Он хочет дать понять, что проблемы с зачатьем, всё, что вынудило их купить ребенка в Болгарии, это не его вина. Он гордится не Дэнни с Максом, а собой. Активностью своих сперматозоидов.

На этом Дэнни отключается от происходящего. Он имеет полное право отсутствовать, главное — чтобы сидел на месте. Снова разговоры, снова глупый смех, потом все встают и собираются по домам. Некоторые женщины целуют Дэнни. Они так подружились, что простым рукопожатием не обойтись. Макс остается за столом, умное решение: так не придется ни с кем целоваться.

Дэнни думает, какой блестящий тактический ход нашел Макс, но вдруг замечает, что Макс плачет. Крупные слезы катятся у него по щекам. Папа с Лорейн стоят у входной двери. До скорого. Всегда вам рады. Говорят все положенные банальности, а Макс рыдает.

Дэнни приобнимает его.

— Эй, парень, в чем дело?

Макс бормочет что-то нечленораздельное.

— Я не понял ни слова!

Дэнни тут же начинает психовать. Ему необходимо узнать, что так расстроило Макса, до того, как вернутся папа с Лорейн, отчего все станет еще хуже.

Макс судорожно вздыхает и снова пытается говорить. Дэнни разбирает два слова — «Болгария» и «Дракула».

Это было бы уморительно смешно, когда бы не было так грустно. Макс напуган перспективой заиметь сестренку-вампиршу.

— Нет, дружок, — ласково говорит Дэнни. Он старается не раздражаться, не переходить на менторский тон, как делает обычно. — То в Трансильвании. А это Болгария. Совершенно другая страна.

Вроде бы проблема решена. Но Макс так не считает и снова начинает рыдать, прерываясь, лишь чтобы судорожно глотнуть воздуха. Потому что дело не в Дракуле и даже не в малышке Нине. Естественно, Макс и Дэнни понимают, что в этой новости ничего хорошего нет. У папы будет еще меньше места и времени для них, особенно когда он поймет, что ребенок — это не просто способ списать налоги. Малышка получит гостевую комнату? И белье со «Звездными войнами»? А где будут спать Дэнни и Макс?

Это, конечно, ужасно, но беспокоит Макса другое. Он плачет о том, какой была их жизнь раньше и какой стала, как все окончательно испортилось теперь, когда они потеряли папу окончательно. Они почти не помнят, что было до развода. Макс горюет оттого, что их старой жизни уже не вернуть, и этого они изменить не в силах. Они по-прежнему хотят видеться с отцом, но всякий раз оказывается, что он не такой, каким он им видится.

Когда папа и Лорейн возвращаются, уже и Дэнни чуть ли не рыдает. Просто невероятно — как долго они не замечали, что с Максом что-то не то. Впрочем, чему Дэнни удивляется? Они знают, что важнее. Их блевотное самолюбование. Какой был милый вечер. Мне тоже так показалось. Правда, дорогой? Все так были за нас рады. Все были в восторге.

Наконец папа говорит:

— Макс! Эй, дружок! Что стряслось?

Макс потерял дар речи. Слезы так ручьем и льются. Он молчит, он весь обмяк, от этого еще страшнее: словно смотришь не как плачут, а как истекают кровью. А если он так и будет плакать и плакать? Не, вечно же никто не плачет. Это как когда икаешь и думаешь, что это не кончится никогда.

Как Дэнни и предсказывал, папа с Лорейн только все портят. Они кидаются к Максу. Прямо как в сериале «Скорая помощь», когда врачи и медсестры кидаются к каталке. Сэр, вам больно? Можете сказать, что с вами? Папа мог бы с ходу вспомнить десяток причин, начиная с нового брака и болгарского ребенка. Папа — он же кардиолог. А у Макса разбито сердце.

Макс немного успокаивается, но тут же снова начинает рыдать. Лорейн, подождав немного, говорит:

— Джоэл, дорогой, может, ты дашь мальчику что-нибудь успокаивающее? Нельзя же, чтобы ребенок так страдал.

Отец говорит:

— Извини, но я не намерен пичкать своего сына таблетками только потому, что тебе надоело слушать, как он плачет.

— Да не во мне дело, — отвечает Лорейн. — Ты на него посмотри.

— Все с ним будет хорошо, — говорит отец. — Сам очухается. Стрессов сегодня было предостаточно?

— Каких это стрессов? — говорит Лорейн. — если это и для тебя стресс, мы можем все отменить. И свадьбу, и усыновление. Я вовсе не хочу, чтобы у тебя были лишние стрессы.

Эта беседа заканчивается потоком Максовых рыданий. Макс совсем не может с собой справиться. Дети оказываются в психушках и по менее серьезным поводам. Дэнни представляет себе, как навещает младшего брата в больнице — получается что-то вроде «Пролетая над гнездом кукушки» для младшеклассников. Макс в палате играет в шашки с каким-нибудь пожилым зомби.

— Я звоню маме, — говорит Дэнни. Но когда это мама помогала в кризисных ситуациях? Нет, иногда, когда кто-то из них был в расстроенных чувствах, мама впадала в истерику, и тот, кто рыдал или бесился, тут же останавливался и смотрел, как она корчится. Вот это иногда помогало. — Могу позвонить на мобильный.

— По-моему, не стоит, — говорит папа.

— Согласна, — подхватывает Лорейн. — Мальчики, вы же знаете, как она за вас волнуется.

Это все решает. Дэнни звонит: пусть Лорейн помнит — ему она не советчик. Ей плевать на Макса и, уж конечно, на маму. Мама хотя бы хороший человек — она помогает сделать мир лучше. А Лорейн чем занимается? Покупает ребенка, чтобы написать книжку и заработать кучу денег.

— Позвони ей, — просит Макс. — Пожалуйста.

— Возьми телефон на кухне, — говорит Лорейн. — Он беспроводной. Принеси его сюда.

Дэнни идет на кухню, набирает номер. Два гудка, три. Наверное, они сейчас на ужине, кто-то говорит речь и мама отключила телефон. Но на четвертом звонке она отвечает.

— Алло! Дэнни? Что случилось? — Дэнни не может решить, то ли он рад слышать ее голос, то ли злится, потому что она сразу решила — что-то случилось. А если он просто так позвонил? Привет, ну, как там ужин?

— Макс плачет, — говорит Дэнни.

— Боже мой! Он расшибся?

— Нет, но он уже довольно давно плачет.

— Он ничего себе не сломал?

— Ничего не сломал.

— Довольно давно — это сколько?

— Пятнадцать минут.

— Пятнадцать минут? Макс плачет пятнадцать минут? Ему папа что-то сказал? Его Лорейн обидела?

— Нет, не папа. И не Лорейн. Не совсем.

— Вы с Максом подрались?