
Онлайн книга «Тайный код гения»
![]() Вымыв за собой посуду, она прошла в спальню и раскрыла рюкзак. Темно-серая водолазка и черные брюки. Сверху кожаная куртка светло-шоколадного оттенка. Длинные волосы она скрутила в пучок и заколола заколкой. Краситься не стала, только припудрилась и нанесла блеск для губ. «Все будет хорошо», — сказала она своему отражению. И в довершение облика — темные очки, скрывающие ее от мира. Константина Петровича она увидела прогуливающимся на дорожке и одетым в спортивную куртку и темно-синие джинсы. Она помахала ему рукой. А подойдя ближе — чмокнула в щеку. — Привет! Привет! — сказал он, окинув ее быстрым взглядом. — Похудела. На два-три килограмма. Когда я был у вас в гостях пять лет назад, ты была полнее. — От вас ничего не скроется, — рассмеялась она и сняла темные очки. — Стараюсь не терять проницательности, особенно по отношению к молодым девушкам, — улыбнулся он. — Рад, что ты здесь. — Взаимно. — Погода стоит невероятная. Сто лет не было такой осени, — воскликнул он. — Я, как старый пес, наслаждаюсь каждым мгновением. — Почему пес? — Потому что обострены все чувства. Она задержала дыхание, а потом резко выдохнула. — Неудача на любовном фронте? Поверь, он не стоит твоих слез. — Какая хорошая и стандартная фраза для психолога, — съязвила она. — Для тех, кто берет по триста долларов за сеанс. — У нас намного дешевле и проще. И желающие впарить женщинам всякую туфту всегда найдутся. Но о чем это мы говорим? — И правда, — мгновенно откликнулась она. Они молча пошли по дорожке, усыпанной желтыми шуршащими, как золотистая фольга, листьями. Впереди шли две девчонки с кокер-спаниелем. — Чарльз! — позвала его одна из них. — Всех спаниелей обычно зовут «Чарльзами», — сказал мужчина. — Но я назвал Гарри. — Хоть в этом есть постоянство. Они словно кружили вокруг, отделываясь краткими, ничего не значащими фразами, словно боялись приступить к главному. Или просто оттягивали время и копили силы для серьезного разговора. Ветра не было. Погода стояла ясная, солнце светило мягко, скользило по деревьям, едва касаясь, словно отдавало приветственный поцелуй в щеку. — Начинай! — попросил он. Катя остановилась. — Ты думаешь, это так легко? — И тут же осеклась. — Простите. Он похлопал ее по руке. — Ничего-ничего, так мне нравится больше. Говори мне «ты». Твое «вы» делает меня глубоким стариком. Она молчала. — Ладно, дорогая трусиха, тогда начну я, если что-то не так, ты меня поправишь. Договорились? Она кивнула, опустив глаза, девушка боялась слез, которые могли появиться в любой момент. Два небольших пруда были разделены песчаной дорожкой, вдоль берегов стояли скамейки; сидевшие на них люди наслаждались последними лучами осеннего солнца. — Думаю, что нам следует уединиться, — предложил он. — Как скажете, — откликнулась Катя, сейчас она снова надела темные очки, ей нравилось выстраивать между собой и людьми непроницаемую стену. Темные очки — это была безопасность, укрытие и покой. Дорожка закончилась тротуаром, за ним мелькнула серебристой прорезью вода, и еще один пруд вскоре вырос перед ними — уже начинающий высыхать, утки рассекали воду, как ласточки воздух перед грозой. Вблизи вода была синей со стальным оттенком, словно лед, а сильные кряжистые деревья клонились к воде, казалось, еще немного, и они сольются с ней. — Красиво-то как! — вполголоса сказал он. — С годами природа радует больше всего… В ней есть нечто величественное в отличие от людей, которые мельтешат и стряпают свои делишки, не думая ни о ком и ни о чем. Кроме самих себя. Да и о себе-то порой не думают. Она откликнулась не сразу, завороженно смотря на воду, уток и ржавую позолоту, рассыпанную вокруг. Девушка снова сняла очки и потерла виски. — Была бы тут лавочка. — Зато сзади нас есть пенек, вполне пригодный для двоих. Они сели боком друг к другу, и у Кати возникло искушение прижаться к этому мужчине, ощутить его силу и поддержку. Он был другом ее отца… — Тебе нелегко начать, и поэтому я возьму это на себя. Теперь она смотрела не на воду, а прямо себе под ноги. — Тебя смущает все. Она кивнула и смотрела на него прямо, не отводя глаз. — Смущает смерть отца, в которой больше вопросов, чем ответов. Она кивнула и поспешно нацепила очки, чтобы спрятать выступившие слезы. — Да… — ее голос звучал странно и отрешенно. — Почему он выпал из окна? Возникла пауза. — Почему ты молчишь, дорогая? — С тревогой спросил он, дотрагиваясь до ее плеча. — Я думаю, как лучше приступить к этой разгадке. — Но стоит ли… Может быть, лучше никого не тревожить? Она посмотрела на него, и в глазах полыхнуло яростное пламя. — Н-нет, — и Катя тряхнула головой. — Нет! Я не могу это оставить, если бы даже и хотела. Он мне снится, — добавила она уже тише. — С некоторых пор снится почти каждую ночь, он не находит себе покоя там… — подняла она глаза вверх. — И просит меня разобраться во всем этом, иначе он так и будет между небом и землей. — Он давно уже нашел покой. — Отец не приходил бы ко мне просто так. Я записывала эти сны в дневник. Хочешь прочитаю? И, не дожидаясь ответа, провела пальцем по экрану дисплея. — А где дневник? — не понял мужчина. — Он здесь в электронном виде. Я перенесла страницы сюда, чтобы он был под рукой в любое время. Про себя ее собеседник усмехнулся. Как изменились времена. При слове «дневник» в воображении обычно возникала распухшая тетрадь, исписанная неровным от волнения почерком, а сейчас вместо тетради — электронный вариант. «Сегодня я проснулась с легким чувством недоумения. Сон был таким ярким, что просыпаться не хотелось, но, проснувшись, я поняла, что сон — как вещий знак. Или символ перемен, которые неизбежны и сопротивляться им бесполезно. Мне снился отец — исхудавший, в каком-то странном пространстве, напоминающем не то пустыню, не то марсианский пейзаж. Он смотрел не на меня, а сквозь меня. И это пугало, хотелось поймать его взгляд, увидеть радость или восторг от встречи со мной, но я была с ним и в то же время — бесконечно далеко и от него, от этого пейзажа, выглядевшего, как рамка для чьих-то смутных воспоминаний…» |