Онлайн книга «Хмель свободы»
|
– Издеваетесь, товарищ Махно! – закричал Глыба. – А там, в Петрограде, люди голодают! И вам это самовольство даром не пройдет! – Только каторгой меня не пугай! – ответил Махно. – На пролетариат мы не в обиде… и в знак дружбы, хлопцы… – Нестор огляделся вокруг, – …в знак дружбы соберем голодающему питерскому пролетариату два вагона пшеницы – от анархистов Гуляйполя! – А шо ж, и отправим! – раздались голоса. – Поедем по хуторам… – Я мешок насобираю! – И я… два пуда! – Хай и большевыки тоже шо-небудь наскребуть… По силе возможности… – Так как, товарищ Глыба, повезешь гуляйпольскую пшеницу голодающему Петрограду? – спросил Махно. Большевику деваться было некуда. Проиграл по всем статьям. – Дело хорошее… – пробасил он. – Нияких возражениев! И через два дня они уже вместе таскали мешки с пшеницей в товарный вагон. Махно, хоть по сравнению с большевиком и выглядел тщедушным, старался ни в чем от Глыбы не отставать. Двое мужиков вываливали с телеги на его спину тяжеленный зерновой лантух, и он, покряхтывая и слегка пошатываясь под его тяжестью, нес. – Отдохнули б вы, Нестор Иванович! Есть же кому таскать… он яки бугаи здоровые, чего им!.. Но Махно не отвечал. Да и поговоришь ли под такой тяжестью? Сноровисто и ловко он подтаскивал мешок к открытому зеву вагона, где руки гуляйпольцев подхватывали груз. И так, без остановки, ходка за ходкой. Лишь иногда он косил глазом на плавно двигающегося с мешком на спине Глыбу. Прикидывал: как соперник, не выдохся ли? Наступил наконец перекур. Глыба свернул огромную самокрутку. – Двужильный ты, не пойму? – посмотрел он на Нестора. – И каторга тебя, похоже, не сумела срасходовать. – А я вроде сыромятной кожи, – усмехнулся Махно. – Если ее долго бить, мять да мочить – только крепче становится. Они стояли, прислонившись к рештовке пустых саней. – Упрямый вы народ – анархисты, – сказал Глыба. – Ты погляди, шо вокруг тебя деется. С западу немцы нависли, с юга колонисты сбиваются в отряды. В центре эта самая Центральная рада войска налаживае. А под самым твоим носом калединское офицерье на Дон пробивается. Каледин в Ростове, похоже, поход на Москву задумав, свое войско созывае… – Где тот Каледин! Где тот Дон! – отмахнулся Нестор. – С Дона на Москву аккурат пряма дорога через наши с тобой края. Вчера на Кичкасском мосту сотни полторы офицеров видел. Лед на Днепре ще не став. От они тут, у тебя под боком, и переправляются. По Кичкасскому мосту, больше негде… Смотри, будет тебе анархическа республика, когда они с Дона сюда попрут. Жратвы там для всех обмаль. Долго не усидять. Сюда двинут, в богату Таврию… Махно нахмурился: – Днепр мы перекроем. Офицеров у себя не потерпим. И вас, большевиков, тоже. – Ну, на слова ты горазд, не переплюнешь! – В работе ты меня тоже не переплюнул, Глыба! На следующий день ранним утром собрал Нестор свое пока еще невеликое войско. – Федос, бери с собой полсотни хлопцив – и в обход на правый берег, до Кичкасского моста. – Та ты шо, Нестор! Днипро ще не став, шуга плыве. – Паняй до деда Хандуся, рыбаки помогут переправиться до Никольского. А там – бережочком. И шоб в полночь був коло самого моста. – Понял, – кивнул Щусь. – А я с нашего берега зайду, од Мокрой.. – Задача напугать, чи… – Кто испугается – останется живой. Остальных – в роспыл. То ж офицерье. – Так патронив же жменька, Нестор. – Если б патронов было вдосталь, я б кого другого послал. И ушел отряд по широкому заснеженному шляху… К вечеру на каком-то развилке Щусь со своими черногвардейцами свернул влево. Скрылись в камышах кони. Исчезли хлопцы, поднимая в прощальном приветствии шашки. Некоторое время еще доносился шелест травы, но вскоре и он стих… И уже только отряд Махно двигался по левому берегу к Кичкасской переправе. Тачанки, брички, сани, а больше – всадники. Вооружились так, словно у каждого по десять рук. К черногвардейцам и селянам-ополченцам присоединились и солдаты бывшего Московского полка – пулеметчики Корнеев и Грузнов, здесь же был и Халабудов. В их повозке у ног покачивался «Максим», тряслась заправленная матерчатая лента, один конец которой висел на шее Грузнова как шарф. У этих «москалей»-добровольцев патронов было не то чтобы вдоволь, но для небольшого боя хватит. Рядом с Нестором в санях сидел брат Савва, во фронтовой папахе с черной лентой – знаком анархистов, в солдатской шинели, с винтовкой на коленях. – Ты, Савочка, сьодни командуй. Все ж войну прошел, може, сумееш с офицерьем потолковать. – Якый з мене командир, Нестор? – Сумееш, Савочка! Сумееш. Та й я ж при тебе буду. В случай чого – подмогну. Постараться бы без крови обойтись. Если у них вооруженный отряд – не осилим. Проезжали через Новокичкас. Время было рождественское, святочное. Закатившееся солнце еще подсвечивало небо, и купола церкви сияли малиновым цветом. У паперти собрались принарядившиеся сельчане. Праздничный перезвон наполнял воздух. Почти все махновцы, за исключением черногвардейцев, проезжая мимо церкви, крестились на купола. Украдкой крестился и едущий на низкорослой лошадке рядом с санями Нестора Иван Лепетченко. Повсюду гомон, веселье, песни. Ходила гурьбой молодежь. Детвора пела колядки, щедривки, над головами держали бумажные звезды с горящими внутри сальными свечками. В руках – мешки для подарков. «У нашого хозяина золоти горы, золоти горы та высоки дубы…» – доносился из переулка высокий девичий голос. И ему отвечал нестройный хор с другого конца села: «…Щедрый вечер, добрый вечер, добрым людям на здоровье…» Савва вытер молодецкий ус, поглядел по сторонам: – Богате село… Надо б тут заночувать! – На перины потянуло? – нахмурился Нестор. – Празднык же якый! Рождество! А мы як ти нехрысти! Нестор зыркнул на брата холодным колючим взглядом. – Це я так, до примеру, – примирительно вздохнул Савва. – Вспомныв, як в Рождество батько наш Иван Матвеевыч з мамкою в церкву на Всенощну ходылы. Ты ще малый був, не помныш. Чи тебе ще й не було. Н-да! А мы, пацанва, колядувать ходылы. Вирыш – ни, конфетамы, ковбасой прямо объидалысь. Ще й додому приносылы. Нестор молчал. Проезжающих «запорожцев» обступили гуляющие. Кто-то узнал в санях Махно. – Нестор Ивановыч! З святом вас! Здоровьичка доброго. – До нас! До нас! Погуляймо трошкы! Махно, хоть и был польщен вниманием, сделал строгое лицо. |