Онлайн книга «Хмель свободы»
|
– Нестор! Собрат! Ты ли? – И обнял его, шмыгнув носом. Обернулся к близким: – Махно. Тот самый… сокамерник по Бутырке… Девицы сделали книксен, а женщина поправила пенсне и уставилась на гостя. Зяма представил Нестору своих: – Жена… Фима. Убежденная анархистка, товарищ по борьбе. Сошлись гражданским браком… Падчерицы – Мина и Мира… тоже сочувствуют, понимают… Девицы вторично сделали книксен. – А где ж батька? – Нестор хоть и знал уже, но для вежливости спросил. – Банк большевики национализировали. И он эмигрировал, – шепотом, с горечью поведал Сольский. – Я с ним не мог. Десять лет борьбы… Нет-нет, мое место здесь. Зяма заметил, как Махно рассматривает тесную комнатушку, в которой на веревках были развешаны женские трусики, чулки, мужские кальсоны… – Да! – словно извиняясь, развел руками Зяма. – Бывшая наша кладовка. Уплотнили. В интересах трудящихся. – В его голосе не было обычной иронии. – Революция требует жертв. Я не против! Чем я лучше других? – А я подумал, не найду тебя здесь, пойду в Дом анархистов, – сказал Махно. – У кого-то спросил, где он – не знают. – Да ты что? – почти прошептал Сольский. – Нельзя спрашивать! Нас же разгромили. Боевиков постреляли или в тюрьму, а нас, теоретиков, правда, не тронули, только перевели в другое помещение. Похуже, конечно. Я покажу… Ничего! Живем!.. А ты что же, вот так, с чемоданом, через весь город? И заградотрядчики не тронули? – Нет. – Повезло. – Повезло, шо я стреляный воробей. Махно открыл чемодан, развязал бечевку. В чемодане, сверху на вещах, лежали булки. Белые. Много! Падчерицы ахнули. Сольский ударил в ладоши. Жена-анархистка втянула носом воздух. – Пензенские, – пояснил Махно. – Там пока не так голодно… Берить! Падчерицы с радостным визгом ухватили сразу по две булки и принялись надкусывать, утверждая свое право на добычу. – Айнштеллен! – по-немецки крикнула идейная супруга Сольского. – Прекратить! Булки будем с чаем! Так сытнее! …Разместились за столом. Посипывал самовар. – А в Пензе ты как оказался? – спросил Зяма с набитым ртом. Нестор промолчал, глядя, как женская часть семьи уплетает булки, макая их в блюдечко с каким-то серым жидким маслом. – Не хочешь, не говори, – сказал Зяма и обеспокоенно спросил: – Ордер на проживание ты, конечно, получил? – Какой ордер? – Как «какой»?.. Сейчас в Москве такой порядок. Без ордера никак… Нестор покачал головой: – Ну и ну! Круто взяли власть большевики! И вы, анархисты, смирились? Сидите, як птицы в клетке? Сольский вздохнул: – Потому, видать, нас и разгромили, что не смирились. – И после долгой паузы заговорил снова: – Знаешь, мы бы как-нибудь и тут разместились, на полу. Но это невозможно. Вдруг ночью проверка? Семья, понимаешь? Меня могут взять заложником, очень даже просто. А я ведь, ко всему прочему, еще и лишенец. – Это шо ж за чудо такое – лишенец? – Ну, лишен всех социальных прав. Из-за папаши. Считаюсь социально чуждым. Ты прав: вроде птицы в клетке. Высунешь голову – отгрызут. – Ну, большевички! – все больше удивлялся Махно. – Их тоже можно понять, – не прожевав булку, вмешалась жена. – Террористические акты! Борьба за власть! Поэтому они анархистов так быстро и слопали. Спасибо, хоть не до конца. – А чем анархисты им помешали? – спросил Махно. – Мы же вообще против любой власти. В том числе и против собственной. – Вот поэтому они нас, теоретиков, до некоторой степени пощадили. Дали помещение, – пояснил Сольский. – Не дворец, конечно, но все же… не выбросили на улицу. Хотя могли. Власть-то в их руках… Слушай, Нестор, а какие-нибудь документы у тебя есть? Жуя, подбирая со стола крошки и снова отправляя их в рот, он изучал бумаги, которые положил перед ним Махно. Нестор смотрел на него с жалостью и горечью. И это тот самый человек, который, выходя из тюрьмы, обещал всем новую, свободную, счастливую жизнь, волю и радость! – Вот! Это хорошая бумага! – Сольский выбрал из кипы одну справку. – «Выдана гражданину Махно… что он является председателем Совета крестьянских, рабочих и солдатских депутатов…» Хорошая бумага для Кремля! – А при чем тут Кремль? – А где ж ты еще ордер получишь? Теперь все ордера только в Кремле и выдают. И на табак, и на воблу… Проси сразу комнату! – В гостинице? – Не знаю, это уж где дадут… А гостиниц теперь нет. Есть Дома Советов. Для проживания большевистского руководства. А чтоб без ордера поселиться – ни-ни! Строго. – И шо, вот так прямо в Кремль и идти? – недоумевал Махно. – За бумажкой? Сольский пожал плечами. Не понимает еще товарищ новой жизни, ох не понимает! – Да! Вот так! За бумажкой! – подтвердил Зяма. – Но сегодня уже поздно. Сегодня как-нибудь… Они какое-то время сидели молча. Нестор думал, как бы ему избавить Зяму от своего присутствия. Видимо, о том же думал и Сольский. – Слушай, Нестор, – осенило Зяму. – А что ты скажешь, если я отведу тебя к Шомперу переночевать. В Союз идейной пропагады анархизма. Он там теперь комендантом. Исак Шомпер. Наш сокамерник. Да ты, верно, помнишь его? – Еще бы, – буркнул Нестор. – Спиноза! – Булок ему отнесешь… Только не в чемодане. Лучше за пазуху положи! Но булок, заметил Махно, оставалось всего штучки три… Здание с громкой вывеской «Союз идейной пропаганды анархизма» оказалось не то сараем, не то бараком, каких немало еще было даже в центре Москвы. Облупленные стены, в окнах стекла кое-где заменены фанерой или досками. Исак, ничуть не изменившийся, с такими же вьющимися полуседыми лохмами, в кургузом пиджачке, сидел в «библиотеке» – комнате, заваленной книгами и газетами. – Нестор?.. Ну, рад! Ну, рад! – Шомпер стиснул Нестора в объятиях, отскочил, чтобы получше его разглядеть, затем вновь прижал к груди. – Собираются, собираются соколята в родное гнездо! – Он все еще не утратил склонности к высокому «штилю». – «О, жаждал встретить я собрата, он снился мне в тяжелый час…» Махно выложил булки на заваленный исписанной бумагой, газетами и книгами стол, и Шомпер вмиг смолк, сраженный увиденным. – Хлеб! Белый хлеб! – патетически воскликнул он. – Смеркается, – возвратил всех к прозе жизни Сольский. – Скоро комендантский час. Оставишь его переночевать? – А ордер есть? – жуя, спросил Шомпер. – Не успеет он уже. Завтра. – Гм… гм… – недовольно промычал анархист. |