Книга Воображаемый друг , страница 142 – Стивен Чбоски

– Знаешь, где ты находишься? – спросил голос.

Кристофер лишился дара речи. Отрицательно помотал головой. Нет, не знаю.

– А хочешь узнать?

Кристофер кивнул.

– Да, хочу.

– Хорошо, только это секрет. У меня могут быть неприятности. Так что подходи ближе. Я тебе на ушко шепну.

Кристофер не сдвинулся с места.

– Не бойся, малыш. Я тебя не обижу. Присядь сюда.

Говорящий похлопал рукой по бортику ванны. Из запястий на белый фаянс тонкими ручейками потекла кровь. Кристофер хотел развернуться и убежать, но не тут-то было: ноги сами понесли его вперед. Сквозь пар. Сквозь облака.

– Вот умница. Подойди к папе. Вскоре ты все поймешь.

Кристофер сделал микроскопический шажок. Второй. Третий. К нему потянулись руки. Ладонь оказалась мягкой и гладкой, с табачными пятнами между пальцев.

– Молодец, Кристофер. Давай, обними меня.

Кристоферу на плечо легла чья-то рука. И, как одеяло, закутала его целиком.

– Где я нахожусь, папа? – спросил Кристофер.

Кристофер стоял совсем близко; до него долетало табачное дыхание.

– Ты не на асфальте.

Облака развеялись и открыли ухмыляющуюся фигуру.

Это была шептунья.

41,5°

биИп.

Сквозь застекленное окно на противоположной стороне коридора мать Кристофера смотрела на своего сына: тот боролся за жизнь. Она была обязана его спасти. Она была обязана раздобыть послание Дэвида Олсона, хранившееся у нее дома, на старом книжном шкафу.

Но по милости Мэри Кэтрин она осталась без машины.

Оба охранника, пробежав по коридору, распахнули дверь в палату шерифа. Они чесали свои красные лица. Одутловатые, потные. Загораживали собой выход. Из-за их спин появилась медсестра, которую мать Кристофера прежде не видела.

– Миссис Риз, все в порядке? – спросила она.

– Да. Все хорошо, – солгала мать Кристофера.

Улыбаясь, медсестра закашлялась от гриппа, который не был гриппом. Она чуть дольше, чем требовалось, задержала взгляд на матери Кристофера.

– Что почитываем? – спросила медсестра.

Вопрос на один тягостный миг завис в воздухе. Медсестра почесала локоть.

– Стесняюсь сказать, – вступил Эмброуз. – Она читает подборку писем моей покойной жены. Некоторые из них довольно откровенны. Если хотите – можете тоже почитать их мне вслух. Миссис Риз как раз собиралась отлучиться – принести мне кое-что из моей машины.

Эмброуз выудил из кармана ключ и поднял его перед собой.

– Вы же помните, где я обычно паркуюсь, правда? Старый битый «Кадиллак» на углу? Весь щербатый и помятый, как я.

– Помню, мистер Олсон, – сказала мать Кристофера.

– Вот и хорошо. Я посижу с Кристофером, пока вас не будет.

Он вручил ей ключ в обмен на дневник брата.

– Спасибо вам, мистер Олсон, – сказала она.

– Не за что. Это вам спасибо, мэм, – исправил положение старый солдат.

Сжимая в руке ключ, мать Кристофера протиснулась мимо двух сомнительного вида охранников и вышла из палаты. Она направилась прямо к выходу из отделения интенсивной терапии; там пришлось подождать автоматического открытия дверей. От боли под ребрами она содрогнулась. Действие обезболивающего заканчивалось, но время поджимало.

Да открывайтесь же. Ну. Быстрее, черт побери.

Она обернулась: медсестра везла Эмброуза на кресле-каталке обратно в палату Кристофера. Сын лежал на больничной койке.

41,6°

биИп.

Двери зажужжали, как стая саранчи. Мать Кристофера выбежала из отделения.

Внезапно миссис Хендерсон содрогнулась. От противного холодного сквозняка, который дул откуда-то изнутри. И напоминал зубную боль. Она понимала, что опаздывает. Это недопустимо. Так твердил ей голос.

Недопустимо.

Она ускорила шаг. Прошла мимо кранов и бульдозеров строительной компании «Коллинз Констракшн» – они застыли без движения, точь-в-точь как ее благоверный в больнице. Огромные бесполезные железяки, совсем как те, что поддерживают жизнь в этом мерзавце. В отличие от нее, врачи не могли взять в толк, почему он не умер. Но она-то соображала, что к чему. Знала, как это аукнется. Всем. И в первую очередь Кристоферу.

Припарковав автомобиль шерифа на обочине, миссис Хендерсон вошла в Лес Миссии.

Бывать здесь ей не доводилось, но куда идти – она знала назубок. Голос подсказывал. У дерева – налево. За валуном – направо.

Прямо по этой тропе, миссис Хендерсон.

Миссис Хендерсон бросила взгляд на грунт под ногами. И увидела следы всевозможных размеров. Все они вели к одному и тому же месту. Куда направлялась и она сама.

Быстрее. Еще быстрее.

Еле передвигая усталые ноги, миссис Хендерсон пустилась бежать. Из-за раны в боку, которая с каждым шагом раскрывалась, чувствовался легкий дискомфорт. Но, как любили повторять школяры, не надсадишь пупок – не срубишь дубок. В походных ботинках она пробиралась сквозь снег с грязью. Пробежала через тоннель, где за ней вприпрыжку, по-щенячьи, увязалось с десяток оленей. Голос в голове подгонял все громче и громче.

Шевелись. Время поджимает.

Миссис Хендерсон добралась до поляны и остановилась.

Вид был прекрасен. Прекрасней, чем ее муж, стоявший рядом с нею у алтаря. Прекрасней их клятвы верности. И первой брачной ночи. Миссис Хендерсон в жизни не видела ничего прелестнее. На поляне расположилось великолепное старое дерево, а на ветвях – красивейший домик.

Дерево окружили сотни людей.

Все хранили молчание, как в церкви.

Кое-кого из присутствующих она знала по школе – например, миз Ласко, Брэйди Коллинза, Дженни Херцог. Некоторых выпускников, которые в мгновенье ока превратились из милых ребятишек в лысых пожилых мужчин. Знакомы ей, однако, были не все. Кого-то она, возможно, видела в продуктовом, на заправке или во время краткого пребывания за решеткой. Так что в целом создавалось впечатление, будто она знала всех. Поэтому она чувствовала себя непринужденно.

Поэтому все они чувствовали себя непринужденно.

Она шла через поляну, и толпа расступалась перед ней, как воды Красного моря ^[71]. Все лица повернулись в ее сторону. Все лица улыбались. Все были рады друг другу. Наступил день славы. Никакой боли. Никакого страдания. За всю свою жизнь миссис Хендерсон не ощущала духа Рождества как чуда.