Книга Мастер войны : Маэстро Карл. Мастер войны. Хозяйка Судьба, страница 167 – Макс Мах

– Вы спасли нас, Карл. Вы, как всегда, оказались там и тогда, где и когда мы в вас более всего нуждались, – Ребекка, как и требовали обстоятельства, была серьезна, но взгляд ее говорил о другом.

«Боги, сколько времени она способна так на меня смотреть?»

Однако испытание еще не закончилось. Высказав благодарность в форме, вполне соответствовавшей этикету, императрица неожиданно поклонилась ему в пояс, так, как не кланяется никогда ни одна владетельная особа своему вассалу, какой бы подвиг тот для нее ни совершил.

– Я был не один, ваше величество, – сказал Карл, возвращая Ребекке поклон. – Армией командовали маршал Меч и кондотьер Нерис.

– И вы, – уточнила она.

– И я, – вынужден был согласиться он.

– Карл, я хочу, чтобы вы остались рядом со мной, – сказала тогда она, но голос и взгляд сказали много больше того, что могли выразить слова, слетевшие с ее прекрасных губ.

– Карл, – сказала она. – Я хочу, чтобы вы остались рядом со мной… и Дмитрием. Рядом с вами я… мы будем чувствовать себя спокойнее.

– Лев Скоморох… – начал было он, но Ребекка не дала ему закончить фразу.

– Лев Скоморох – замечательный воин, – сказала она.

– Владетель Нагум, – чувствуя, что от судьбы не уйдешь, все-таки предложил Карл.

– Ему нет равных в бою, – согласилась Ребекка.

– Маршал Гавриель…

«Что я делаю, и, главное, зачем?»

– Герцог Сагер – рыцарь без страха и упрека, – спокойно сказала Ребекка. – Он лучший полководец эпохи. Во всяком случае, так считал покойный император.

«Который был твоим мужем».

– Но для меня, Карл… и для Дмитрия, лучший – вы!

Что ж, она была, по-своему, права. Из всех перечисленных ею полководцев начинающуюся войну всех против всех выиграть могли – если, конечно, вообще могли – только Гавриель и он сам. Такова была правда, и Карл не собирался кривить душой перед самим собой. Да, они были лучшими. Однако маршал Меч по причинам, которые хорошо были известны императрице, не мог стать ее любовником.

«А я бы мог».

Да, Карл мог получить теперь все, о чем тайно или явно мечтали многие честолюбивые натуры во все времена, во всех землях. Одна из красивейших женщин эпохи предлагала ему себя, а заодно и власть, а возможно, и корону империи. Но и ее можно было тоже понять: одинокая женщина, все еще носящая титул императрицы, преданная вассалами, окруженная врагами…

– Карл!

– Зачем вам это, Ребекка? – тихо спросил он. – Вы ведь меня не любите…

– А вы? – спросила она вместо ответа.

– Я?

Что он мог ей сказать? Вернее, что должен был теперь сказать? Карл и сам не знал ответа, вернее все еще не мог ясно выразить то, что творилось в его душе.

– Я? Я любуюсь вами, – сказал он холодным ровным голосом. – Но ваша красота меня не воспламеняет.

– Значит, нет? – В глазах императрицы зажегся какой-то новый, неизвестный Карлу огонь. – Это ваш окончательный ответ?

Ну что ж, он получил сказочное предложение и отверг его, руководствуясь не вполне понятными ему самому мотивами, среди которых было много всякого, вот только голоса своего сердца он тогда не услышал, просто потому, что не пожелал. Или все-таки именно голос сердца все и решил?

– Да, – сказал он и улыбнулся Ребекке Яристе, такой прекрасной и такой чужой. – Но вы можете быть совершенно уверены, ваше величество, я буду сражаться за вас и вашего сына так, как если бы бился за себя.

7

Почему сейчас он вспомнил о том разговоре? Только ли потому, что очутился в этих памятных ему спальных покоях?

– Вы здесь, Карл? – Голос Дмитрия едва не заставил Карла вздрогнуть. – Я вас не вижу, Карл, но мне сказали, что вы, может быть, сочтете возможным…

Карл с удивлением огляделся вокруг. Сейчас в комнате оставались только они с императором. Судя по всему, за то время, пока он предавался воспоминаниям, все уже покинули спальню императора. Поубавилось и горящих свечей.

– Здесь, – Карл услышал свой голос, но исходил он, казалось, не из его горла, а звучал сам по себе, возникая одновременно везде и нигде. Ощущение более чем странное, но Карла удивить было сложно, тем более сейчас.

– Значит, Филипп меня не обманул, – вдруг сказал император. – Он это сделал.

– Кто такой Филипп?

– Филипп Жаворонок, – объяснил император, борясь с одышкой. – Мой придворный алхимик и маг.

– Он Кузнец, я полагаю? – вести разговор, зная, что ты невидим, было непросто.

– Кажется, он действительно что-то такое говорил… Давно… Я точно не помню, но… но дело не в этом. Только что я подписал последний вариант своего… завещания. Теперь уже наверняка последний.

– Мне очень жаль, Дмитрий, – тихо сказал Карл, но старик услышал.

– Не жалейте, Карл, – сказал он с усмешкой, которая явно далась ему с трудом. – Я… я прожил много дольше, чем… рассчитывал. Где вы сейчас… находитесь… Карл?

– Здесь, – пожал плечами Карл. – В изножье кровати.

– Нет, – Дмитрий чуть заметно покачал головой. – Я имею в виду… на самом деле.

– Во Флоре, – ответил Карл и тут же сообразил, что еще мгновение назад ничего этого не помнил. – В Мраморных горах.

– Далеко, – тяжело выдохнул Дмитрий. – Хотя… там, кажется, есть проход… в Сегед… и зима еще не закрыла … перевалы.

– Вы правы, Дмитрий, – согласился Карл. – Но что это меняет?

– Многое… вы можете успеть в… Цейр… до того… как все закончится. Сколько времени?

– Сколько времени возьмет дорога? – переспросил Карл.

– Да, если не жалеть… лошадей…

– Месяц, – ответил Карл, недоумевая, зачем ему теперь ехать в Цейр. – Может быть, три недели.

– Месяц я, пожалуй, продержусь.

– Но зачем?

– Вы же слышали… Карл! – Дмитрий был явно удивлен вопросом Карла. – Вы же…

– Я ничего не слышал, – объяснил Карл.

– Вот как, – Дмитрий закашлялся и какое-то время только перхал и хрипел, содрогаясь всем своим тщедушным телом, прикрытым слишком тяжелым для него меховым одеялом.

– Я завещал империю вам, – сказал слабым голосом Дмитрий, едва оправившись от приступа кашля.

– Мне?

Это был совершенно неожиданный поворот. Империя Яра давно уже превратилась для Карла в сон, образ речи или предмет воспоминаний, хотя он и знал, что нечто, по-прежнему именуемое империей, все еще длит свое жалкое существование, больше похожее на призрачное посмертие. Но в любом случае, какое отношение он, Карл Ругер, имел ко всему этому, тем более к императорской короне Яра?