Онлайн книга «Слишком верная жена»
|
— И чего ты на Басаргине зациклился? — Потому, что он не мужик, а кремень. — И кремень может надоесть такой женщине, как Маргарита. А с Фалалеевым могла сработать пословица: «Старая любовь не ржавеет». — Да пойми ты! — воскликнул Наполеонов. — Басаргин не тот человек, что позволит какой-то там дамочке играть собой, как кошке с мышкой! — Он влюблен в Максименкову. — Он любит ее, а не просто влюблен. — Ну и что? — А то, что он ее от себя не отпустит. — Интересно, — Мирослава задумалась и сказала: — Может быть, ты и прав. — Не может, а точно прав. — Тогда это новая версия. — Какая еще версия? — недовольно спросил Наполеонов. — Такая! Ты говоришь, что Басаргин не намерен отпускать от себя Маргариту. — Ну? — Но он не может заточить ее в башню. — Не может… — Значит, она может ускользнуть в любое время, несмотря на его хватку. — Опять двадцать пять! — воскликнул Наполеонов. — Говорю же тебе, от таких, как Басаргин, не ускальзывают. — Вот он и мог избавиться от соперника раз и навсегда, так сказать, кардинальным способом. — Против Басаргина нет никаких улик! — Зато против Максименковой улик слишком много. — И все неопровержимые! — Потому, что никто не пытался их опровергнуть! — Извини, но как можно опровергнуть отпечатки пальцев, туфель, подлинность почерка и ДНК слюны, в конце концов, на сигаретах? — С сигаретами все очень просто! Если мне нужно тебя подставить, я бы взяла окурки у тебя дома. — Я не курю. — Бутылку тоже. — А я буду делать вид, что не замечаю, как ты шаришь по моей квартире?! — ехидно спросил Шура. — Я могу подсыпать тебе в чай снотворное. — Я почувствую привкус. — Хорошо, в спиртное. — Моя мама не пьет, — хмыкнул Наполеонов. — Шура, причем тут твоя мама? — Она заметит твои проделки! — Маргарита живет одна. И я просто привела тебе пример. Ты же не станешь отрицать, что экспертиза обнаружила снотворное в крови Фалалеева? — Не стану. Но он мог принять его сам. — Зачем? — От бессонницы. — Никто не упоминал, что Фалалеев плохо спал по ночам. И где флакон от лекарства? — Мало ли, например, выбросил. — Чушь. — А записка? — Ее можно вырвать из дневника… — Ага. — Взять старое письмо. Да мало ли?! — Это не прокатит, — заметил Наполеонов, — если ты намерена опровергать улики, то должна найти что-то посущественнее. — И с туфлей тоже странно. Ты не находишь? — Чего с ней странного? — Зачем она выбросила вторую в мусорный бачок рядом со своим домом? — Мало ли, нервничала, торопилась, не подумала хорошо… — Бред! — Бред не бред, но улик много. — А ты уверен, что Фалалеев собирался возвращаться к жене? — Он уже вернулся! — И жил на даче? — Временно! Все свидетели твердят, что получили приглашение в ресторан, где чета Фалалеевых собиралась отмечать свое воссоединение. Или тебе кто-то сказал противоположное? — Не сказал, — вынужденно призналась Мирослава. О словах Маргариты она решила не упоминать. — Тогда чего забор городить? — Может, наоборот… — Чего наоборот? — Разобрать надо забор, вернее, частокол, который кто-то нагородил, чтобы не было видно правды. — Ну-ну, разбирай. А я посмотрю, как ты будешь это делать. — А помочь ты мне не хочешь? — Зачем? — Чтобы дело сдать в суд, с чистой совестью предъявив настоящего убийцу. — Настоящий убийца задержан! — отрезал Наполеонов. Часа через полтора Шура, видя, что Мирослава сегодня явно не расположена к нему, уехал домой. — Поздно уже, — проговорил Морис, — оставайся ночевать. — Не останусь, — проворчал Наполеонов, — опасаюсь за свою жизнь. — За что опасаешься? — удивился Миндаугас. — За жизнь! Со Славки станется, подкрадется ночью и придушит! — За что?! — За плохую следственную работу! — А если за это, — не смог сдержаться от иронии Морис, — тогда тебе виднее. — И ты туда же? — укорил друга Шура. — Просто, может, тебе стоит взглянуть на дело с другой стороны? — Уеду я от вас! — ответил Шура. — Недобрые вы! И он, выйдя из дома, сел в свою «Ладу Калину» и умчался в город. Дома он невольно разбудил уже уснувшую мать. Встревоженная Софья Марковна принялась расспрашивать сына: — Ты чего приехал, Шурочка? — Я что, не имею права домой приехать? — вспылил Наполеонов. — Мне что, в гостинице теперь ночевать или в своем рабочем кабинете? — У тебя неприятности? — заботливо спросила мать и погладила его, как в детстве, по макушке. — Целый ворох! — признался сын. — Ужинать будешь? — Нет, я поел. — Тогда ложись, — мать снова ласково погладила рыжевато-русый ежик сыновних волос, — утро вечера мудренее. — Только мне сказок народных до полного счастья не хватает, — проворчал сын. — Это сы´ночка не сказки, это народная мудрость, я тебе сейчас чая ромашкового заварю. — Не хочу! — Он быстро скрылся в своей комнате и плотно закрыл за собой дверь. Софья Марковна вздохнула, пошла на кухню и заварила ромашковый чай для себя. Мирослава тоже долго не могла заснуть, она ворочалась с боку на бок. Уже хотела выйти в сад… Но передумала, подхватила кота под мышку и пошла к Морису. Она тихонько постучала. — Да, — прозвучал его голос. — Можно? — Она приоткрыла дверь и увидела, что на прикроватной тумбочке горит ночник. Мирослава опустила на пол кота, который сразу запрыгнул на постель. — Ты не спишь? — спросила Волгина. — Нет, читаю. |