
Онлайн книга «Он умел касаться женщин»
![]() Это место оказалось не так просто обнаружить. Оно находилось сразу же за сгоревшим кирпичным домом, но из-за того, что здание было полностью увито засохшими листьями виноградника, оно становилось совершенно незаметным и спрятанным от чужих глаз. Перед тем как войти внутрь, мужчина заметил в маленьком окне горящую свечу на деревянном столе. Директор открыл дверь, она заскрипела, как и любая другая дверь, петли которой не сочли нужным смазать… — Здесь кто-нибудь есть? Пламя горящей свечи немного освещало комнату, директор осмотрелся, в комнате не было никого. Посередине стояло белое пианино, а на нем лежала женская ночная сорочка нежно-розового оттенка. Справа в конце комнаты, недалеко от окна размещался небольшой деревянный столик с тремя стульями. На нем громоздился проигрыватель, еще времен забытой молодости директора, а рядом валялись пластинки. Больше ничего в комнате не было. Хотя нет. Еще под окном стояла белая чашка. «Неужели это не то место? — подумал директор. — Не может такого быть…» Мужчина подошел к пианино, достал из кармана перчатки и только затем дотронулся до ночной сорочки. Шелк, гладкий и приятный на ощупь шелк. «Такую сорочку могла носить мисс Лора…» Директор заметил, что первые три клавиши пианино были сломанными. «Как на этом инструменте можно играть? Почему его не выбросили?» — Здравствуйте, директор, — донеслось из-за спины. Мужчина резко обернулся. Если он и был, как считали многие, бездушным куском железа, то сейчас его мотор «заревел» как надо. У двери стоял молодой худощавый человек, на вид не больше двадцати пяти лет. Ростом Сомелье оказался немного ниже директора, всего на два-три сантиметра. Молодой человек был одет в красивое длинное пальто, качеством куда лучше, чем пальто директора. Обувь начищена до блеска. От него вкусно пахло. Приятный, мягкий парфюм, легкий аромат вишневых косточек. А еще — гладко выбритое лицо, уверенный взгляд и улыбка. Знаете, такая самонадеянная и надменная улыбка, присущая людям, которые не привыкли проигрывать. — Люк Миллер. Сомелье… — Именно так, директор. — У меня осталось больше суток. Могу я увидеть мисс Лору и мисс Стенли? — Нет, — улыбнулся молодой человек и сделал ровно один шаг навстречу директору. После чего застыл. Мужчина с пепельными глазами хотел запустить «маятник», но ему не удалось. Сомелье не смотрел ему в глаза, он смотрел на его подбородок. — Глаза бывают опаснее, чем черный пояс по карате. Вы меня вспомнили, директор? — Деревянные крылья и три секунды без четверти… — Именно так. Молодой человек сделал еще один шаг навстречу, после чего снова застыл на месте. — Хотите, я вам расскажу, как мне удалось пробыть в воздухе больше двух секунд? Все дело в вере, директор. Только в вере! Мой отец… Вы уже с ним знакомы, директор, это же он привел вас к орхидеям! В те времена, когда он еще был моим наставником — мистером Рорком, он однажды сказал мне такую вещь: если я смогу убедить себя в том, что пробуду в воздухе хотя бы две секунды, то, прыгая в очередной раз с обрыва, я несомненно упаду вниз… но после этого падения я буду жить с мыслями, что провел в воздухе две секунды. Понимаете? — Физика, — сказал спокойным голосом директор. — Физика сильнее веры. — Нет ничего сильнее веры! — ответил ему Сомелье. — Я убедил себя в том, что пробыл в воздухе три секунды без четверти. Оказывается, мне не нужны были деревянные крылья, чтобы совершить невозможное. Мне нужна была всего лишь вера. Ведь всю свою жизнь, директор, я воевал не с отцом, не с материнской нелюбовью, не с предательством брата, а с самим собой. Я — тот самый враг, которого я находил в каждом человеке, встречающемся на моем пути. — Где мисс Лора и мисс Стенли? Они живы? — Я лишил жизни обоих за три минуты до вашего прихода, директор. В ноздри директора ударил запах машинного масла. После этих слов все тело мужчины окутало нечеловеческим холодом. — Был уговор… — выдавил из себя директор. — Был уговор, но я передумал. Шутку про скорпиона слыхали? Мне показалось, что самым большим мучением для мисс Лоры было не предвкушение скорой смерти, а игра на инструменте с тремя сломанными клавишами. Удивительный человек мисс Лора, — улыбнулся Сомелье. — Вы понимаете, Люк, что игра окончена? Что вам не выбраться живым из этого города? — Предложите мне альтернативу? — Моя лечебница. Я вас спрячу там, где никто не станет искать. Отделение для буйных… — Вы хотите меня вылечить, директор? Во второй раз? — Я хочу поговорить с вами. — Даже после того, как я убил вашу возлюбленную? — Мое сердце не знает любви, Люк. — Я говорил, как и вы. Любить или нет — это не дело химии, не последствие купидоновских стрел. А наш собственный с вами выбор. Мы в силах полюбить самое уродливое существо на всей планете и не чаять в нем души, находя его некрасивость и колкость чем-то удивительным и новым для себя. Другими словами, считать обыкновенное уродство еще одной формой красоты. Но не уродством! Любить красивых просто, когда ты сам красивый. Любить уродливых легче, когда ты красивый, и невыносимо, когда ты уродлив. А когда ты уродлив сам, то любить красивых — словно милостыню на паперти просить. К тому же, когда ты еще и не веришь в Бога. Поэтому, конечно, легче сказать: «Мое сердце не знает любви, Люк!» — Вы считаете меня уродливым? — Забудьте, директор. Я просто поделился с вами собственными наблюдениями. У меня было в жизни много женщин, и все проведенное с ними время я наблюдал за ними и за собой. — … — Мисс Лора полюбила уродливое существо и восприняла его дефекты как другую форму красоты. Девушка не могла играть с одной сломанной клавишей у себя в палате, но играла с тремя сломанными клавишами для того человека, который ей однажды сказал: «Он вас обязательно найдет. Я берегу ваши розовые красивые губы только для него». И она мне поверила, директор. — Зачем вы ее убили? — Что, по дочери мисс Стенли ничего не заболело, директор? «А чему же болеть, — скажете вы, — если мое сердце, не знающее любви, было привязано только к мисс Лоре…» Молодой человек достал из кармана маленький, но тяжелый револьвер и выстрелил директору прямо в горло. Тело мужчины грохнулось на пол, как мешок с песком. — Нет, наверное, лучше остановить любящее сердце, чем остановить сердце того, кого любишь, — сказал Сомелье, перетаскивая труп директора к окну. На том месте, где несколько минут назад стоял невысокий человек с серыми, как пепел сигары, глазами, располагался вход в погреб. |