Онлайн книга «Храм мотыльков»
– Мне все равно, донесете вы на меня или нет, доктор Стенли. Если вы меня хотите проверить, я готов играть в вашу игру. Сообщите, будьте добры, Гарри, чтобы сделал мне дубликат ключей от палаты номер 36. Я берусь за это дело. Фредерик захлопнул дверь кабинета и направился к лестнице. Больше всего на свете он хотел сейчас только одного – встретиться со своим пациентом. * * * Перед палатой, где находился его пациент, доктор Браун остановился и заглянул в синие, как ирисы, глаза молодого юноши. Это был тот самый молодой человек, который был аутистом. Он не смотрел в глаза Фредерика – куда угодно, только не в его глаза. Его взгляд был таким, словно он только что потерял какую-то вещь и теперь пытается ее везде найти. Этот юноша был чистым и ухоженным и занимал соседнюю палату под номером 35, в отличие от своего очень странного соседа он мог перемещаться по больнице абсолютно свободно. Доктор Браун хотел поздороваться с молодым человеком, но почему-то не стал, а вместо этого подождал у запертой двери санитара Гарри. Тот достал из кармана ключ от палаты. Перед тем, как войти внутрь, Фредерик спросил: – Гарри, вы приносите ему еду три раза в день? – Да. Верно. – Вы кормите его с ложки? – Да. – Он ест? – Конечно. – Охотно ест или без особого аппетита? Кто из докторов, кроме меня, наблюдает моего пациента? – Всегда ест хорошо. Доедает и допивает всегда все до дна. Доктор Стенли приходил раньше. Но в последний раз у них с Ричардом конфликт был… – Что за конфликт? – Не знаю, доктор Браун, доктор Стенли передо мной не отчитывается, а я не подслушиваю их разговоры. Я могу сказать вам точно, что он ходил к нему месяц, а потом перестал ходить, попросил надеть плотную черную повязку ему на глаза, оставить его в покое и кормить по расписанию. – После чего, Гарри, доктор Стенли отнес моего пациента к особо буйным и запер его здесь. – Я не могу вам этого сказать, доктор Браун, иначе меня уволят. – Я так и думал. Хорошо, открывайте палату. Гарри вставил ключ в замок. – Погодите… Только между нами, – сказал Фредерик шепотом. – Мой пациент достаточно умен и может отличать день от ночи по тому, когда вы приносите ему в палату еду, даже если вы не говорите ему, сколько времени. Я бы хотел провести небольшой эксперимент. Попробуйте приносить ему завтрак не в девять утра, а в обед, скажем, в два часа дня, подогрейте пищу и принесите ему в палату. А обед, в свою очередь, перенесите на ужин. А ужин приносите к полуночи. Понимаете меня, Гарри? – А доктор Ст… – Он не против и разрешил мне применять любой метод лечения. То, что я вам сейчас сказал, – это мой метод. Передайте санитару, который вас заменяет, чтобы приносил еду, как я сейчас сказал. Вы точно меня сейчас услышали, Гарри? Это важно. – Конечно, доктор Браун. Я буду делать, как вы сказали. – Спасибо, а теперь открывайте дверь. Гарри открыл дверь в темное помещение метров тридцати в длину, в конце которого лежал человек и громко дышал носом. Фредерик включил свет и отпустил санитара. – Здравствуйте, Ричард. – Доброе утро, доктор Браун. Фредерик пришел к своему собеседнику с пустыми руками. Ему не нужен был ни лист, ни карандаш, ни пустая история болезни. Он занял свой стул, который, казалось, был предназначен только для него одного. – Вы умерли вчера утром, Ричард, от сердечного приступа. Как мне теперь вас называть? – Я умер? В голосе пациента прозвучало неподдельное удивление. – Да, в десять утра в Риме, за своей печатной машинкой Brother в одном из уличных кафе. Как вы и говорили. – Как я говорил что, доктор? – Что вы стары и сейчас умрете. – Я не стар, доктор Браун. Не настолько, чтобы умереть сейчас. – Как я понимаю, вы хотите сказать, что не говорили вчера о том, что вы пишете о любви. Когда я спросил у вас вчера, пишете ли вы, лежа на полу в этой комнате, вы ответили мне, что не можете не писать и что даже сейчас пишете, находясь на одной из центральных улиц Рима. Вы без лишней скромности признались мне, что вам восемьдесят лет и что вы страдаете болезнью Альцгеймера. А сейчас вы хотите сказать, что не произносили вслух ничего подобного? – Я не говорю вам, что такого не было. Если вы утверждаете так уверенно, значит, все так и было, но я не помню этого. Я не лгун, доктор, ложь ведет… – Ложь ведет к бездне, а вы ясно видите свой путь. Это я уже слышал, безымянный человек. Пациент ничего не ответил на это. – Если я умер вчера, доктор, то принесите на мою могилу цветы. Настоящие, живые, терпеть не могу искусственных. Фредерик посмотрел на искусственный тюльпан в вазе на столе. Доктор Браун принял правила этой игры и решил забрать у своего соперника пешку. – Вы умерли, так и не дописав свою последнюю поэму. И на это его собеседник ничего не ответил и не стал исправлять неуместное в данном предложении слово – «поэма». Не так уж и прост оказался соперник, как подумал про себя человек, который привык всегда до конца сражаться и побеждать. – Жаль. Поэмы красивее, чем люди, – спустя некоторое время ответил писатель, который умер вчера. – Она называлась «Родимое пятно». Не помните? – Очень красиво. Но нет, не помню, доктор. – Плохо. Знаете, еще вчера я думал, что вы абсолютно здоровы и несете всякую чепуху, любую ахинею, которая только взбредет вам в голову. А теперь я считаю, что вы больны, но точный диагноз я не могу поставить, не исследовав все симптомы. Вы поможете мне вас вылечить? И как вы хотите, чтобы я вас называл? – Называйте меня Безымянным, доктор. – Хорошо. Безымянный, вы видите сейчас меня? – Нет. – Почему? Потому что в этой повязке нет щелей? – Не поэтому, доктор. У меня закрыты глаза. – Так откройте их! – повелительно сказал доктор Браун. – Не хочу, – спокойно ответил его собеседник. – Почему? – Они устали. – Вы сейчас пишете, Безымянный? – Нет. – Потому что вы мертвы, а вашу печатную машинку выбросили на свалку или потому что нет вдохновения? – Нет, доктор. Я не пишу, потому что нахожусь в психиатрической клинике со связанными руками. Мне кажется, что вы сейчас издеваетесь надо мной. Доктор Браун невозмутимо продолжал. – Кто вы, Безымянный? Сколько вам лет? Живы ли ваши родители, есть ли у вас дети? |