Онлайн книга «Пепел книжных страниц»
|
— Ну, достаточно, чтобы не жалеть, что граф Вронский удалился. Поверьте мне, это лучше и для вас… Анна, багровея, едва ли не закричала (хорошо, что игравшая громкая музыка заглушила ее визг): — Опять дерзите! И вновь корчите из себя Кассандру! Идите и принесите мне оранжаду, мне хочется пить! — Я же вам приносила, но вы отказались! — пробормотала Нина, но покорно поплелась к официанту, возникшему около колонны. Анна, явно в боевом настроении, устремилась за ней. Нина взяла бокал и протянула его Карениной, а та, взяв, вдруг выплеснула содержимое на платье Нины. — Будете знать, как дерзить мне! Нина, чувствуя, что на глаза наворачиваются слезы, крикнула в ответ: — Идите и становитесь любовницей Вронского! Только не говорите, что вас не пытались предостеречь. Только на вашем месте я бы потом к железной дороге и на пять верст не приближалась! Она бросилась прочь, преследуемая Анной, которая явно не желала оставаться в долгу, вывернула куда-то к лестнице, бросилась наверх, в хозяйские покои, желая одного: остаться наедине, без шедшей вслед за ней ужасной дамочки — Анны Карениной. Нина надеялась, что Анна от нее отлипнет, но та следовала за ней, методично перечисляя все прегрешения своей горничной, явные и в основном мнимые. — Милая, вы не принцесса де Ламбаль, а всего лишь прислуга! — заявила Анна, а Нина, повернувшись к ней, в слезах воскликнула: — Никакая я вам не прислуга! И вообще, Дарья Александровна меня просит остаться у себя, и я приму ее предложение! А теперь оставьте меня в покое! И распахнула первую попавшуюся дверь в абсолютно пустом коридоре, влетая в небольшой будуар и желая одного: чтобы Анна провалилась сквозь землю. Будуар был наполнен томными стонами, и Нина, замерев на пороге, глазам своим не смогла поверить: граф Вронский, ретировавшись из бальной залы наверх, в пустующие хозяйские хоромы, с полной отдачей и явным упоением предавался презанятным любовным экзерсисам. Со смазливым военным, с которым до этого так нежно ворковал. Вронский в ужасе замер, его дружок-военный пискнул, а Нина на месте развернулась, отчего-то пробормотав по-английски: — Sorry! И налетела на Анну, которая, вытаращив глаза, взирала на более чем пикантную не только для XIX столетия сцену. Нина вытолкнула ее из будуара, а Анна, подобно львице, пыталась прорваться туда, крича: — Господи, этого не может быть! Я глазам своим не могу поверить! Это… это… Нина, тряхнув ее за дебелые плечи, сказала: — Это личное дело графа Вронского. И его… гм… сослуживца. Анна, которая раскраснелась, но не столько от шока, сколько от предвкушения неимоверного скандала, протянула: — О, об этом будет говорить не только вся Москва, но и весь Питер! Еще бы, блестящий жених, граф Вронский оказался… Нина, опять тряхнув ее, заметила: — Вы будете молчать, Анна Аркадьевна. Или хотите, чтобы об измене вашего брата Стивы тоже говорила не только вся Москва, но и Питер? А что будет, если все узнают, как вы только что с упоением играли в «гляделки» с этим самым блестящим женихом графом Вронским? А злые языки могут утверждать, что вы вообще состояли с ним в преступной связи! Анна, побледнев, закусила губу, и Нина, для острастки припугнув Анну снова, уверилась в том, что та будет держать язык за зубами. И, уводя ее обратно в бальную залу, громко произнесла в коридоре: — Господа, можете не беспокоиться, мы ничего не видели, и никто ни о чем не узнает. Извините, что помешали! Можете продолжать! Анна, пребывавшая в странной задумчивости, позволила отвести себя обратно, а Нина, принеся ей оранжаду, сказала: — Все, что ни делается, Анна Аркадьевна, к лучшему. Не хотите ли присесть на канапе? В этот момент раздался шум, и в зале появился граф Вронский, который, подойдя к окруженной светскими юношами Кити Щербацкой, бесцеремонно отпихнул их и, опустившись на одно колено, во всеуслышание произнес: — Княжна, я от вас без ума! Прошу как можно скорее стать моей женой! Все гости замерли, наблюдая за этой поистине исторической сценой, Кити зарделась, ее мамаша, пожилая княгиня, подошла к ней и, шепнув что-то на ухо, подтолкнула к Вронскому. Кити вложила свою руку в его ладонь, а мамаша громогласно произнесла: — Моя дочь принимает ваше предложение, граф! Заиграла музыка, Кити и Вронского окружили, выражая им свое восхищение и желая всего самого доброго в предстоящей семейной жизни. Анна, отхлебнув оранжаду, со смешком заметила: — Ух, ну и муженек достался бедняжке Кити! Уж не завидую! В этот момент раздался сдержанный рык, и Нина увидела, как Левин с перекошенным лицом, оттолкнув в дверях какого-то светского юношу, вылетает из бальной залы. Через несколько минут Анна, которой явно все наскучило, произнесла: — Ах, какой же это все-таки провинциальный бал, не то что в Питере! Где Долли? Я хочу обратно! И вообще, мы завтра уезжаем обратно! Долли, да и Стива тоже с большим удовольствием остались бы еще, однако Анна, заявив, что у нее разболелась голова, была неумолима. Она первой спустилась по лестнице, Нина несколько замешкалась, принимая комплименты какого-то светского юноши, пропуская их абсолютно мимо ушей, как вдруг к ней подошел граф Вронский. — Нина Петровна, — произнес он срывающимся голосом. — Уверен, что должен объясниться перед вами и перед Анной Аркадьевной… Нина, улыбнувшись ему, ответила: — Граф, ничего вы не должны! Желаю вам семейного счастья с княжной Щербацкой — искренне надеюсь, вы не разобьете ей сердце! Она лукаво посмотрела на него, и Вронский, залившись красной краской, что-то бормотал: — Я… Я… Я… Нина, дотронувшись до его руки, ответила: — Вы, надеюсь, знаете, что делаете. Все, как я уже сказала, останется между нами, в этом можете быть уверены. Анна Аркадьевна будет молчать — я об этом позабочусь. Еще раз поздравляю вас и княжну. Кстати, вас… сослуживец ждет — думаю, он хочет также поздравить вас с тем, что ваше предложение принято! Молодой военный с бледным лицом стоял поодаль, и Вронский, шумно выдохнув, заявил: — Нина Петровна, вы сущий ангел! Я — ваш вечный должник! Если вам понадобится помощь, всенепременно обращайтесь ко мне, я готов отдать ради вас свою жизнь! И он низко склонился над ее рукой, запечатлев на ней поцелуй. Анна, уже спустившаяся по мраморной лестнице на один пролет, обернулась и, скривившись от увиденной сцены, громко позвала: |