
Онлайн книга «Пепел книжных страниц»
Девушка, снова взглянув на нож для пирога и быстро отведя взор (хорошо, что Георгий Георгиевич не видел!), откашлялась и произнесла: — Я вам очень благодарна, но… И замерла, потому что вдруг поняла: за этим «но» ничего не последует. Потому что предложение библиографа было, быть может, и странное, однако такое заманчивое. Более того, такое логичное: собственно, почему бы и нет? «Книжный ковчег» давно стал ее домом, уж во всяком случае, в гораздо большей степени, чем ее комната в общежитии. Или съемная квартира Славика. Возникла пауза, и Георгий Георгиевич, погладив седую бороду, произнес: — Ага, значит, аргументация на этом исчерпана, Ниночка? Из чего могу сделать вывод, что мое предложение вам небезынтересно. — Но вы ничего обо мне не знаете! — выпалила девушка, на что библиограф ответил: — Ну, вы обо мне, собственно, тоже ничего. Хотя в отношении того, что ничего о вас не знаю, хочу возразить: мне прекрасно известны ваши литературные вкусы, а этого вполне достаточно, чтобы составить представление о человеке. Безоговорочно признаете первенство умерших в один день Шекспира и Сервантеса, но считаете англичанина, если он вообще существовал, гораздо важнее испанца, сомнений в чьем существовании нет. Преклоняетесь перед Львом Толстым, не понимаете шумихи вокруг Достоевского, любите Камю, считаете переоцененным Сартра, во многом переоцененным Брета Истона Эллиса и абсолютно переоцененным Мишеля Уэльбека, боитесь Кафки, но еще гораздо сильнее — Гоголя, любили, да разлюбили Габриэля Гарсиа Маркеса, как, впрочем, и Бориса Пастернака, чувствуете скрытую мощь Даниэля Кельмана, не выносите Томаса Пинчона, активно не выносите Генри Джеймса, Джеймса Джойса и Джойса Кэри. Благоговеете перед Набоковым, плачете с Золя, смеетесь над Пелевиным, равнодушны к Томасу и Генриху Маннам, Уильяму Фолкнеру и Джонатану Франзену. Обожаете перечитывать на досуге Стивенсона и Конан Дойля, восторгаетесь Агатой Кристи, тайно почитаете Джоан Роулинг… Разве этого недостаточно, чтобы понять, что вы за человек? Чувствуя, что краснеет, Нина быстро произнесла: — И этого достаточно, чтобы вы решили… передать мне свой книжный магазин и… особняк? И кстати, если вы уйдете на пенсию и не будете здесь больше работать, то где вы намереваетесь жить? И опять мелькнула шальная мысль — неужели Георгий Георгиевич, тряхнув сединой, узнав, что она рассталась с другом, решит вдруг сделать ей предложение руки и сердца — и предложит жить в особняке вместе? — Ниночка, опасаться вам совершенно нечего! И магазин, и особняк будут в вашем полном распоряжении. Я же, уйдя на пенсию, уеду туда, откуда приехал сюда… Нина не сдавалась, так как ответы библиографа были какими-то расплывчатыми. — Кругосветное путешествие? Но даже самая долгая поездка рано или поздно закончится, и вы вернетесь домой… Георгий Георгиевич, усмехнувшись в бороду, заметил: — Ну, быть может, я сейчас нахожусь в путешествии и, выйдя на пенсию, вернусь домой… Но, повторяю, беспокоиться вам решительно не о чем! Легко так говорить! Поднявшись из-за стола, девушка прошлась по кухне, отметив, что за окнами наконец стала постепенно сгущаться поздняя июньская темнота. Пора домой. Хотя, если принять предложение Георгия Георгиевича, это и есть ее дом… — Но подобная… рокировка вызовет вопросы. — Не вызовет. — Но ваши родственники могут заявить протест… — У меня нет родственников. — Но вам же куда-то надо будет рано или поздно вернуться, а тут обосновалась я… — Я не вернусь. — И вообще, я не знаю, что мне тут делать. — Знаете. А то, что не знаете, скоро узнаете. Его было решительно не пронять — какой бы аргумент она ни использовала, у Георгия Георгиевича на все был заранее заготовлен ответ. Наконец девушка произнесла: — Но вы же понимаете, что я элементарно не могу принять такой подарок. — Можете, Ниночка. И это не подарок. Вот оно! — А что же тогда? Библиограф, подложив себе еще пирога, ответил: — Ваша новая жизнь. Ваша профессия, Ниночка. И, помимо того, то, что принято именовать призванием… И добавил: — Только не говорите, что вам не доставит удовольствия тут работать… О, в этом он был, конечно же, прав! «Книжный ковчег» в качестве места работы, более того, места обитания — это было так… Так круто! Не желая давать окончательного ответа (хотя так хотелось во все горло крикнуть: «О да!»), Нина спросила: — А что означает, что вы… не вернетесь? Вы что, уедете так далеко? Или переедете в другое место? Библиограф, усмехнувшись, заявил: — Можно и так сказать. Да, пожалуй, так сказать даже нужно. — А куда? В этот момент старинные часы, крякнув, стали бить девять вечера, после чего раздалось шипение и вылетела механическая кукушка, сипло выполняя свою хронофункцию. Георгий Георгиевич, то ли забыв о ее вопросе, то ли отлично помнив о нем, но не желая отвечать, произнес: — Ну так как, Ниночка, вы согласны? Девушке пришла в голову мысль о том, что, если любое произведение можно прочитать по-разному: и как драму, и как сатиру, и как пародию, и как детектив, то и любую жизненную ситуацию тоже можно рассматривать одновременно под различными углами. И то, что внушает трепет, может обернуться насмешкой. То, что изумляет, — оказаться обыденностью. А то, на что не обращаешь внимания, вдруг перевоплотится в чудо. — Вы словно кота в мешке продаете, — произнесла девушка и вздохнула. — Мне что, надо дать ответ прямо сейчас? Георгий Георгиевич ответил: — А разве что-то препятствует этому? Кроме того, я отчего-то не сомневаюсь, что вы уже знаете ответ на мой вопрос, Ниночка! — И все же мне надо подумать… И взвесить все «за» и «против». И посоветоваться с родителями. И уладить кое-какие дела… — Нет, Ниночка, ничего этого не надо! Жизнь — это как книга. Просто переверните страницу, начните читать новую главу — и все окажется совершенно иначе, чем вы ожидали. Девушка с сомнением посмотрела на библиографа. — И все же я так не могу. Понимаете, мне ведь надо разрешить проблему с… экзаменом по специальности. А потом, если все будет хорошо, защитить диссертацию. Продолжить научную карьеру… |