
Онлайн книга «Рассказы о прежней жизни»
– Если бы тогда ты написал мне записку, Митя, мы все это время были бы вместе. Ты ведь нравился мне больше других мальчишек. Я тут же обругал себя как мог и, наверное, сильно побледнел, потому что Полинка даже взяла меня за руку: – Ну что ты, – сказала она ласково, – что ты?! Ну хочешь, мы поженимся? Вот только перейдем на второй курс – и поженимся? – Хочу, – пробормотал я. Вот что такое для меня Полинка… Но довольно об этом. Пока что картина такова: есть битком набитый прицепной вагон № 13. В этом вагоне на верхних полках едут четверо завоевателей. В карманах у них аттестаты зрелости, в чемоданах – справочники для поступающих в высшие учебные заведения. Впереди – большой город и неясное будущее. И мы разговариваем об этом будущем. Алексеич: Мне бы только на троечки. У меня льгота матросская. Только бы на троечки, а там я эту науку дорубаю. Женька: Попробуем. Попытка не пытка. Электролизный цех все равно от меня никуда не уйдет. Полинка: Больше всего физики боюсь… и сочинения. Ой, мальчики! Я с этой полки обязательно ночью грохнусь! Я: Нельзя тебе падать – медкомиссию не пройдешь. II Толпа на перроне быстро растаяла. Как сквозь землю провалилась. Стало просторно и, наверное, поэтому очень тихо. Все звуки отпрыгнули разом и по одному вернулись издалека. Вздохнул где-то паровоз, заворковал голубь высоко под крышей вокзала, провезли тележку с багажом по соседнему перрону. Потом, спугивая тишину, прямо над нами щелкнул громкоговоритель: – Московское время – четыре часа! Ну вот, а местное, значит, восемь. Полинка поежилась. – Дать куртку? – спросил я. Она мотнула головой: не надо. – Какое сегодня число? – спросил Алексеич. – Двадцать четвертое июля тысяча девятьсот пятьдесят третьего года, – ответил Женька. – Ну, пошли. И мы тоже провалились сквозь землю. Нырнули с перрона вниз, миновали освещенные переходы, две короткие лестницы и через зал ожидания вышли на площадь. – Оглянитесь, братцы! – сказал Алексеич. Мы оглянулись и теперь увидели вокзал во всей красе: огромное белое здание, с башней посредине. Опираясь на два крыла-лапы, оно словно лезло вверх, прорастая сквозь асфальт площади и гранит лестниц. – Один из лучших в Союзе, – похвастался Алексеич. Повернулись обратно – ничего особенного. Разворачивается на площади старенький красный трамвай, а рядом человек тридцать пассажиров придавили к оградке сквера одинокое такси и бьют его чемоданами. Нам-то спешить некуда. Мы пешком идем. Женька несет Полинкин чемоданчик. Как будто это мои обязанности. Мог сообразить. И когда он успел? Женька останавливается закурить, и я беру чемодан. Он прикурил, схватил рукой воздух и сделал вид, что ничего не заметил. Но теперь я так забаррикадирован, что идти со мной рядом нельзя. И Полинка берет под руку Женьку. Быстро освоилась! Правда, разговаривает она при этом с Алексеичем. Смешно так обращается к нему на «вы». – Вы, Алексеич, – говорит она, – были здесь, да? – А где я не был? – отвечает он и кивает головой налево: – Цирк городской… Я даже в Сан-Франциско был. – Правда?! – изумляется Полинка. – Наверное, страшно интересно? – Ничего, любопытно, – соглашается Алексеич и машет рукой направо: – Госдрамтеатр. Бывшее купеческое собрание… Мы глазеем на драмтеатр – бывшее купеческое собрание. – А прямо, – показывает дальше Алексеич, – проспект Сталина. – Как у нас, – говорит Полинка. – Только у нас – улица. – Как везде, – добавляет Женька. Странный город. Интересный. От вокзала тянулись деревянные дома, одноэтажные, с аккуратными калиточками. Если бы не асфальт кругом – самая раздеревенская улица. А машин побольше, чем у нас на главном проспекте. А теперь пошли большие, каменные. И разные. Вперемежку с «купеческими собраниями» – новые громадины, вроде вокзала. Огромный, видимо, город. Все идем, идем. Посидели в скверике, возле фонтана. Полюбовались оперным театром – тоже одним из лучших в Союзе. Зашли в столовую, поели сосисок. – И пятую часть не протопали, – сообщает Алексеич. И вдруг – длинноногий деревянный мост через крутой овраг, и склоны у оврага тоже деревянные – вымощенные домами, домишками, засыпухами, барачками, сараюшками. Такой Шанхай – куда там наша Вторая Болотная улица. А за мостом… – А за мостом, – говорит Алексеич, – я и сам не знаю что. Ничего, язык до Киева доведет. – Гражданин, где здесь институт связи? – А все прямо и прямо… – Тетя, далеко ли до института связи? – Далеко, милые. Как базар пройдете, там и спросите. – Пацан, мы по этой улице к институту попадем? – Уперлись уже, а все спрашивают! Ну и темнота! Застыдившись, мы поворачиваем к большому красному зданию. – Эй, студенты! – насмешливо кричит мальчишка. – Не туда поплыли! Вот он, ваш институт, напротив! Напротив из-за курганов строительного мусора выглядывает облупленная казарма со входом, взятым напрокат у средней руки дворца. – У-у-у, – разочарованно протянула Полинка. – Общежития у них наверняка тю-тю, – сказал Женька. – Да вы что, братцы? – заволновался Алексеич. – Институт новый. Отгрохают еще. Первый сорт будет. Вот увидите. Алексеич запереживал: со связью – это его идея. Но «братцы» молчали, и он нерешительно сказал: – Может, все-таки зайдем потолкуем? Идти «толковать» выпало мне и Алексеичу. Кабинет у директора оказался маленький, временный. Директор весь серый: глаза – серые, волосы – серые, серый двубортный пиджачок – сидел на шатком стуле с выщербленной спинкой. Нам достались две табуретки. Директор долго не мог понять, почему мы заявились к нему, а не в приемную комиссию. – Так что вас, собственно, интересует? – недружелюбно спросил он. Мы замычали. А что нас, собственно, интересовало? Хотели поговорить – о том о сем. Серый директор тихонько вздохнул и скучным голосом нарисовал обстановку: общежития нет, лабораторий не хватает, учиться будем в две смены. Конечно, все со временем утрясется, а пока вот так… Похоже было, что он не очень-то нас агитировал. Мы извинились и вышли. Полинка и Женька о чем-то спорили. Полинка смеялась и качала головой – не соглашалась. Тогда Женька подбросил монету. Монета запрыгала по тротуару, и он прижал ее ногой. |