Книга Римский карнавал, страница 80 – Виктория Холт

— Ты всегда был самым добрым в мире отцом.

Он взял ее за руку и поцеловал ее.

— Кто он?

Она широко раскрыла глаза и упала на подушки.

— Ты не доверяешь мне, детка?

Неожиданно она вскочила и бросилась в его объятия; она отчаянно зарыдала; никогда прежде не видел он, чтобы его спокойная Лукреция так волновалась.

— Моя ненаглядная, любимая моя, — тихонько говорил папа, — не бойся сказать мне правду. Ты можешь рассказать мне все. Я не стану ругать тебя, — что бы ты ни сказала. Разве ты не дороже всех на свете для меня? Разве сделать тебя счастливой — это не то, к чему я постоянно стремлюсь?

— Я молюсь за тебя всем святым, — всхлипнула Лукреция.

— Так ты не скажешь мне? Тогда скажу тебе я. У тебя будет ребенок. Когда?

— В марте.

Папа был изумлен.

— Значит, осталось два месяца. Так мало! Я бы никогда не поверил.

— Пантисилея вела себя так умно… о, как она утешала меня! Благодарю тебя за нее, отец. Я не могла бы найти себе лучшую подругу. Я всегда буду любить ее, всю жизнь.

— Она очень милое создание, — сказал Александр. — Очень рад, что она помогала тебе. Но скажи, кто отец ребенка?

— Я люблю его. Ты позволишь нам пожениться?

— Трудно тебе хоть в чем-то отказать.

— О отец, дорогой мой отец, мне надо было раньше прийти к тебе. Какой я была дурочкой! Я боялась. Когда я жила без тебя, то видела тебя не таким, какой ты есть. Я представляла тебя могущественным папой, который озабочен поисками выгодного жениха для своей дочери. Я позабыла, что наш святой отец — в первую очередь наш родной отец.

— Теперь мы снова вместе. Имя этого человека?

— Он твой камердинер Педро Кальдес. Он встряхнул плачущую девушку.

— Педро Кальдес, — повторил он. — Красивый малый. Один из моих любимых камердинеров. Конечно, он навещал тебя в монастыре.

— Это случилось, когда он принес мне весть о смерти Джованни, отец, я была так несчастна. Он утешил меня.

Папа гневно смотрел на дочь; лицо исказили ярость и страдание. Мой любимый сын убит, думал он, моя дочь ждет ребенка от слуги!

Но когда Лукреция посмотрела на отца, его лицо уже приняло свое обычное выражение нежности и добродушия.

— Дорогая моя девочка, — сказал он, — признаюсь, я удивлен.

Она схватила руки отца и покрыла их поцелуями. Как умоляюще смотрела она на отца, испытывая восхищение и страх. Она напомнила ему свою мать в период разгара их страсти.

— Отец, ты поможешь мне?

— Неужели ты сомневаешься хоть на мгновение? Стыдись, Лукреция! Но ты должна вести себя осторожно. Ты получила развод на том основании, что твой муж — импотент, а ты — девственница. — Несмотря на всю трагичность ситуации и ужас папы, он не смог удержаться от улыбки. Такое положение при иных обстоятельствах показалось бы невероятно забавным.

— Подумай о том, что скажут наши милейшие кардиналы, если узнают, что очаровательная юная девушка, чистая и невинная, так благопристойно державшая себя перед ними, на седьмом месяце беременности? О Лукреция, моя умная, моя хитрая дочь, ничего хорошего ждать не приходится. Тогда как насчет развода? Мы должны действовать с максимальной осторожностью. Все должно оставаться в тайне. Кто об этом знает?

— Никто, кроме Пантисилеи и Педро. Папа кивнул.

— Никто больше не должен знать.

— Отец, а ты разрешишь мне выйти за него замуж? Мы хотим уехать из Рима и где-нибудь жить вместе, тихо и скромно, где никому не будет до нас дела — кто мы такие и чем занимаемся; где мы могли вести тихую счастливую жизнь, как простые люди.

Папа отбросил волосы с ее разгоряченного лица.

— Любимая моя, — произнес он, — ты должна предоставить все мне. Люди поймут, что испытание, выпавшее на твою долю, было нелегким. Ты будешь жить в апартаментах Санта Мария в Портико, пока ты не поправишься, к тебе не будет заходить никто, кроме Пантисилеи. В это время мы решим, что можно сделать, чтобы ты была счастлива.

Лукреция откинулась на подушки, по щекам ее медленно текли слезы.

— В самом деле, — сказала она, — Александр VI, ты не человек, ты — Бог.

Мадонна Лукреция заболела. В течение двух месяцев с того дня, как она покинула монастырь, она не выходила из своих покоев, и только ее служанка Пантисилея и члены семьи могли навещать ее.

Жители Рима втихомолку посмеивались. Что бы это значило? Чем занималась госпожа Лукреция во время своего пребывания в святой обители? Они помнили, что она в конце концов тоже Борджиа. Уж не появится ли через некоторое время в Ватикане ребенок, младенец, которого папа по доброте душевной усыновит?

Чезаре, услышав подобные сплетни, заявил, что отомстит любому, кто посмеет повторить их.

Он отправился к отцу и сообщил, что говорят в городе.

— Это неизбежно, — ответил папа. — Про нас всегда ходят подобные слухи. Люди нуждаются в них, как, например, в карнавалах.

— Я не потерплю, чтобы подобное говорили о Лукреции. Она должна показаться людям. Ей необходимо нарушить свое уединение.

— Чезаре, ну как же она может сделать это? Папа смотрел на сына и удивлялся эгоизму Чезаре, который ожидал дня, когда его освободят от служения церкви и он сможет жениться на Шарлотте Неаполитанской и принять командование папскими армиями. Мысли об этом поглощали все его внимание, совершенно затмевая все остальное. Наверное, так же он вел себя, когда готовил убийство Джованни. Горе отца было ничтожно в сравнении с величием честолюбивых замыслов сына. Он даже не знал, в каком затруднительном положении оказалась его сестра. Это казалось невероятным, потому что стоило ему слегка задуматься над ситуацией, он сразу бы все понял.

Пора бы разобраться ему в происходящем. В конце месяца или в начале следующего у Лукреции родится ребенок. Он должен узнать.

— Это только подтвердит верность слухов, — ответил Александр.

Чезаре совсем ничего не понимал. Папа увидел, как кровь бросилась ему в лицо.

— Правда, — продолжал Александр, — что Лукреция ждет ребенка. Он родится совсем скоро. Чезаре, ты понимаешь, что я говорю?

Александр нахмурился. Он знал, как испугает Лукрецию то, что брат посвящен в тайну. Они с Пантисилеей вели себя очень осмотрительно, когда Чезаре приходил навестить Лукрецию.

— Лукреция… ждет ребенка! Папа пожал плечами.

— Такие вещи случаются, — спокойно заметил он.

— Пока находилась в монастыре! — Чезаре сжимал кулаки. — Так вот почему ей там так нравилось! Кто отец?

— Сын, давай не будем поддаваться эмоциям. В этом деле нам понадобится вся наша хитрость, вся наша выдержка. Если мы хотим устроить Лукреции выгодный брак, как задумали, нам нельзя допустить, чтобы стало известно, что, стоя перед кардиналами и объявляя себя девственницей, она была на седьмом месяце беременности. Это должно остаться нашим маленьким секретом.