Книга Опороченная Лукреция, страница 18 – Виктория Холт

– Бедный Луи! – воскликнул Папа. – И не думал, что Валуа будут соперничать с Борджа!

Затем он пожелал узнать все подробности свадебной церемонии и брачной ночи, рассказ о которой попросил повторить два или три раза подряд.

В последующие дни приближенные никак не могли понять загадочного поведения Папы. Тот почти не слушал своих кардиналов и все время задумчиво бормотал:

– Шесть раз! Неплохо… совсем неплохо, сын мой.

Санча забеспокоилась. Она подстерегла брата, когда тот шел в апартаменты супруги.

Альфонсо насвистывал веселую мелодию – одну из тех, что Лукреция часто играла на лютне. Его безмятежная, почти блаженная улыбка могла кого угодно довести до белого каления.

– Альфонсо, – прошипела Санча. – А ну-ка, ступай за мной. Нам нужно поговорить.

Он вытаращил глаза.

– Санча! Кажется, ты чем-то встревожена?

– Чем-то встревожена! Да если бы у тебя была хоть крупица здравого смысла, ты бы тоже не был так беззаботен!

Альфонсо поморщился. После отъезда Чезаре Санча сильно переменилась. Ни один любовник ее не устраивал, и она вечно была чем-то недовольна.

– Ну, – нетерпеливо произнес он. – Что случилось?

– Французы готовят вторжение.

Внезапно на Альфонсо напала зевота. Он с трудом подавил ее.

– Можешь не отворачиваться, Альфонсо, это ничего не изменит. Ситуация настолько серьезна, что даже Асканио Сфорца обеспокоен.

– О Господи, когда же он угомонится?

– Милый мой! В отличие от тебя, он знает, что творится вокруг него!

– Что на сей раз?

– Интрига.

– По правде говоря, Санча, я не могу представить тебя не связанной с какими-нибудь интригами. Но, признаюсь, мне больше нравилось, когда они были любовными.

– Как по-твоему, что произойдет, когда вернется Чезаре?

– Полагаю, он станет твоим любовником. И ты перестанешь его ревновать к супруге-француженке.

– Теперь он крепко-накрепко связан с королем Франции, а французы всегда хотели получить Милан… и Неаполь. Мы с тобой принадлежим к видному неаполитанскому роду. Не забывай об этом, Альфонсо. Чезаре нашему дяде никогда не простит отказа в браке с Карлоттой. Чтобы отомстить королю Федерико, он объединится с французами. И я не хотела бы оказаться в Неаполе, когда туда вступит Чезаре со своими войсками.

– Мы с тобой не только неаполитанцы, – сказал Альфонсо, – но еще и родственники Его Святейшества, а он дружелюбен с нами.

– Альфонсо, ты глупец… безнадежный глупец!

– Санча, я устал от тебя.

– Ну и ступай к своей супруге! – в сердцах воскликнула Санча. – Ступай… упивайся своей любовью, пока у тебя не отняли ее. Альфонсо, я тебя предупредила. Будь осторожен, когда Чезаре вернется в Италию.

– Теперь ему придется соблюдать приличия, принятые при французском королевском дворе.

– Ах, брат мой, не все родственники Луи желают заботиться о своей репутации. У некоторых есть и другие, очень честолюбивые желания. – Внезапно она схватила его за руку. – Альфонсо, ты мой брат, – с жаром сказала она. – Так давай же будем вместе, как было всегда.

– Разумеется, Санча, мы будем вместе.

– Тогда… не поддавайся иллюзиям, брат мой. Не позволяй усыплять свою бдительность. Опасность уже совсем рядом… и она грозит всему нашему дому. Не забывай – ты не только супруг Лукреции, но еще и неаполитанский принц.

Семнадцатилетнего Гоффредо никто не воспринимал всерьез. Никто. Все радовались свадьбе Чезаре и беременности Лукреции, а ему, младшему сыну Папы Римского, по-прежнему не уделяли сколько-нибудь должного уважения. Его не окружали почетом и уважением, привычными для Чезаре, а в прошлом – для Джованни. Он знал, почему. Кое-кто поговаривал, что Гоффредо не был сыном Папы; и, судя по всему, Александр разделял эту точку зрения.

Сам же Гоффредо благоговел перед семьей Борджа и полагал, что если не будет принят в ее круг, то жизнь потеряет для него всякий смысл.

Чтобы привлечь внимание к сходству между ним и Чезаре (а также и Джованни, покуда тот был жив), он взял в привычку после наступления темноты брать с собой слуг и бродить по римским улочкам, заходя в таверны, приглядывая женщин легкого поведения или задираясь к подвыпившим мужчинам. Так бывало любил проводить досуг Джованни, и Гоффредо очень надеялся услышать от горожан: «О, этот парень пойдет по пути своих братьев!»

Однажды ночью, когда он и его слуги прогуливались по мосту Сан-Анджело, стражник приказал им остановиться.

Гоффредо, немного встревоженный, но решивший показать себя истинным Борджа, выступил вперед и спросил, что это за грязное отродье мешает его ночному моциону.

Стражник обнажил меч, а из темноты вышли двое других солдат. У Гоффредо появилось желание ретироваться, но он понимал, что Чезаре и Джованни поступили бы иначе.

Его противники оказались людьми не из робкого десятка; кроме того, они знали, что Папа не питал к Гоффредо той фанатичной любви, которой пользовались остальные члены его семьи. Чезаре был во Франции; Джованни – в могиле. Вот римские стражники и решили, что не позволят молодому Борджа вселять страх в сердца добрых горожан и что ему нужно преподать урок.

– Прошу вас, мой господин, – миролюбиво сказал старший стражник, – ступайте своей дорогой и не причиняйте римлянам беспокойства.

– А я вас прошу соблюдать правила хорошего тона, – вспыхнул Гоффредо. – Особенно, когда разговариваете с мужчиной из рода Борджа.

– Я стою на посту, – возразил стражник, – и не должен блюсти ничего кроме покоя горожан.

У Гоффредо не оставалось иного выхода, как только набраться ярости, положенной в таких ситуациях всем истинным Борджа, и с кулаками наброситься на дерзкого обидчика; однако стражник был наготове. Его меч вонзился в бедро Гоффредо, и юноша со стоном упал на камни моста.

Увидев Гоффредо, Санча внезапно представила себя вдовой. Бледного и истекающего кровью, его принесли во дворец на импровизированных носилках из двух связанных плащей. Тело юноши было неподвижно, глаза закрыты.

Санча потребовала отчета о случившемся, и узнала, что ее супруг не подчинился стражнику, приказавшему гулякам спокойно идти своей дорогой, и тот напал на него.

– Если бы не мы, – сказал один слуга, – вашему супругу была бы суждена та же участь, что постигла его брата, герцога Гандийского, тело которого однажды утром нашли в Тибре.

Санча взялась за дело. Прежде всего она вызвала лекарей, а когда убедилась в отсутствии серьезной угрозы для жизни супруга, дала волю своей ярости. Еще бы! Никто не посмел бы напасть на Джованни или Чезаре – перед ними все трепетали от страха! А с Гоффредо обошлись, как с каким-то сопливым мальчишкой. Словно он и не был сыном Папы Римского.