Книга Город чудес, страница 20 – Роберт Джексон Беннетт

Сигруд отрывает подкладку пальто. Внутри оно выглядит потрясающе. К ткани пришиты черные ленты, и они разных оттенков черного цвета, хотя человеческий разум и глаза настаивают, что это невозможно. Сигруд приглядывается, и чем дольше он смотрит, тем больше убеждается, что на черных лентах есть письмена, замысловатые миниатюрные завитки.

— Ух ты, — говорит Кхадсе. — Я не знал, что там такое есть.

— Это чудо, Кхадсе, — сообщает Сигруд. — Ты носил чудесную вещь. Знаешь, какие они редкие? Их теперь почти не осталось, не считая тех, что сотворила Олвос. Точнее, их не должно было остаться.

Кхадсе не реагирует.

— Но ты об этом знал, — продолжает Сигруд. — Ты знал, что оно чудесное.

Тишина.

— Тебе что-то известно. Где ты это взял?

Лицо Кхадсе делается странно замкнутым. Сигруд понимает: бывший оперативник думает, как бы ему выторговать собственную жизнь.

— Я расскажу об этом, — медленно говорит Кхадсе. — И еще кое о чем. У меня есть сведения, которые ценны для тебя.

— Знаю. Я нашел в твоем кармане это. — Сигруд демонстрирует черный конверт. — Похоже, это список, причем на очень занимательной бумаге. Шифрованный. Наверное, ради него ты и явился на склад этим вечером, да?

Кхадсе прищуривается.

— Может, ты и завладел посланием, да. Но шифр у меня.

— Хочешь обменять его на свою жизнь?

Кивок.

— Неплохой вариант. Но ты надолго отключился, Кхадсе, и у меня было время поработать. Я предположил, что это тот же шифр, который ты использовал в своих телеграммах, — код мирградских партизан, — и оказалось, что так оно и есть.

Кхадсе стискивает зубы и ничего не говорит.

Сигруд открывает конверт и громко читает:

— Бодвина Вост, Андель Душан, Георг Бедрич, Мальвина Гогач, Леош Рехор и… — Сигруд бросает взгляд на Кхадсе. — Татьяна Комайд. Дочь Шары.

Кхадсе теперь побелел. Его лоб покрылся каплями пота от попыток придумать выход.

— Имена. Что это такое, Кхадсе? Что это за люди?

— Откуда мне знать? — огрызается бывший оперативник. — Я впервые их слышу. Так происходит обмен информацией — обычно кто-то отдает кому-то сведения, которые тот не знает.

— Все имена континентские. Это твои следующие цели? Это люди, которых ты должен был убивать дальше?

— Я тебе все скажу, — говорит Кхадсе. — Но сперва отпусти.

Сигруд позволяет молчанию длиться еще некоторое время.

— Почему ты убил Шару? — тихо спрашивает он.

— Тебе не понравится мой ответ.

Сигруд цепенеет.

— Скажи. Сейчас же.

Кхадсе фыркает.

— По той же проклятой причине, которая заставляет действовать большинство людей. Мне заплатили. Много. Больше, чем я получал за всю свою жизнь.

— Кто?

Кхадсе молчит.

— Я не хочу тебя пытать, Кхадсе, — говорит Сигруд. — Ну… это не совсем правда. Хочу. Но у меня нет времени на такие игры. И все же, если придется, я найду время.

— Нас обоих учили терпеть пытки, — рычит Кхадсе.

— Это верно. Но я провел семь лет в Слондхейме. И там меня многому научили о боли — научили такому, что агентам министерства и не снилось. Если ты не сделаешься сговорчивым, что ж… я поделюсь с тобой этой наукой.

Кхадсе вздрагивает.

— Я тебя всегда ненавидел, — говорит он. — Вы с Комайд разгуливали по Континенту, словно гребаные туристы. Вы никогда на самом деле не служили Сайпуру, никогда по-настоящему не уважали честь и службу. Вы делали то, что хотели, изображая «историков».

— Имя. — Сигруд встает. — Сейчас же, Кхадсе.

— Я не могу дать то, чего у меня нет! — рычит бывший оперативник. — Психованный ублюдок приложил все усилия к тому, чтобы со мной не встретиться, и я его никогда не видел!

— Психованный? — переспрашивает Сигруд. — Сумасшедший дал тебе чудесное пальто?

— Он точно безумен, — говорит Кхадсе. — Он убежден, что у стен есть уши и что весь мир против него ополчился, и он готов платить за мои услуги целое состояние! По крайней мере он ценит меня выше, чем министерство когда-нибудь ценило.

— И в чем заключались твои услуги, Кхадсе, помимо Шары?

— В п-первый раз он нанял меня, чтобы найти мальчишку. Континентца, горожанина. Это все. Ни убийств, ни навыков агента, ничего. Просто хотел, чтобы я выследил засранца. Хоть это и оказалось нелегко. Он дал мне только имя. Но старина Кхадсе все сделал в лучшем виде. Я нашел ребенка, и все. Наверное, ему понравилось, как я работаю, потому что он стал обращаться ко мне снова и снова.

— Что за мальчик?

— Какое-то проклятое континентское имя… Кажется, Грегоров. Угрюмый подросток. Вероятно, приемный. Я думал, в нем не было ничего особенного.

— Что с ним случилось после того, как ты его обнаружил?

— А, это… ну, с этим сложнее. Я в общем-то не знаю. Похоже, мальчик исчез. Но мне известно, что родителей маленького Грегорова настигла преждевременная смерть. Непосредственно перед его исчезновением. Кажется, какой-то несчастный случай. Их сбила машина на улице. А потом внезапно все забыли, куда подевался маленький Грегоров. Вот тогда-то, Харквальдссон, я и решил, что с моим новым нанимателем не шутят.

— И что дальше? Что ты делал для него потом?

— Много, очень много мерзостей. Но все закончилось, когда приехала Комайд и поселилась в «Золотом отеле». Это его испугало. Ну, по крайней мере, так мне казалось со стороны.

— И он поручил тебе убить Шару, — тихо говорит Сигруд.

— Ага. Может, она ему надоела. Или, может, он что-то от нее получил, украл какую-то часть ее операции. Например, именно этот список, который ты держишь в руке.

Сигруд смотрит на лист черной бумаги. Он вспоминает строчку из письма, адресованного Шаре: «Этот город всегда был ловушкой. Теперь у него наш список возможных новичков. Мы должны действовать незамедлительно».

«Наниматель Кхадсе украл список рекрутов у Шары, — думает Сигруд, — потом велел Кхадсе с ними разобраться… Но почему в списке есть Татьяна?»

Он долго думает, потом спрашивает:

— Значит, это наниматель передал тебе пальто?

— Для дела Комайд, да. И туфли.

— Туфли?

Сигруд смотрит на кучу одежды Кхадсе. Берет одну туфлю, переворачивает. С виду ничего необычного. Дрейлинг достает свой черный нож, втыкает в подошву и отдирает каблук. Под каблуком прибита жестяная пластинка, на которой выгравированы очень любопытные иероглифы, сложные и… похоже, они движутся. Ему трудно рассмотреть невооруженным глазом, в чем дело.

— Хм, — говорит Кхадсе. — Об этом я тоже не знал.