Онлайн книга «Отравительница»
|
— Марго, — прошептал он нежным голосом, дрогнувшим от волнения. — Генрих… меня выдают замуж… за Наваррца. — Знаю, моя любимая, моя дорогая. — Я не соглашусь, — всхлипнула она. — Я ненавижу его. Он попытался утешить Марго. — Моя дорогая, я так скучал по тебе! Желал тебя! Зачем мы мучаем друг друга? Она покачала головой. — Глупая гордость… — продолжил он. — Мы боремся с нашими чувствами. Марго, давай брать от жизни то, что можно. Что осталось нам. Их обоих охватили воспоминания. Он принялся ласкать ее тело, полное желания. — У меня никогда не было такой девушки, как ты, Марго. — А у меня есть только ты. — Ты помнишь ту маленькую комнату, где мы были вдвоем? Мы отправимся туда… сегодня ночью. Будем встречаться там ежедневно. — До свадьбы еще несколько месяцев, — сказала Марго. — Кто знает, возможно, она не состоится вообще. Вдруг вспыхнет восстание, ты станешь королем и женишься на мне… как мы планировали. Ты будешь всемогущим монархом, и ничто не сможет помешать нам. Он закрыл ей рот своими губами. У луврских стен имелись уши. — Сегодня ночью? — повторил Генрих. — В полночь. — Я буду ждать… с нетерпением. — Я тоже. — А теперь иди, моя дорогая. Нас не должны видеть. Мы будем умнее, чем прежде. Еще один долгий поцелуй, одно страстное объятие, и Гиз отправился в свои покои. Счастливейшая женщина Франции, которая совсем недавно была так грустна, радостно зашагала к себе. В Лувре возникло напряжение. Катрин внезапно поняла, какой властью над ее сыном Карлом обладал Колиньи. Она забыла о том, что он, столь податливый в ее руках, легко поддастся влиянию других людей. Карл, окруженный придворными, обратился к матери. Его глаза сверкали, рот подергивался. — Смерть королевы Наваррской обросла недобрыми слухами. Говорят, что она стала жертвой преступления. Я приказываю произвести вскрытие и установить причину смерти. Катрин почувствовала, что она холодеет. Глаза сына были злыми. Внезапно испугавшись, она поняла, что он, как и шепчущиеся женщины на улице, считает ее убийцей Жанны Наваррской. Это само по себе не было неожиданным; однако невероятно то, что он, разделяя эти подозрения, потребовал произвести вскрытие. Неужели он хотел обвинить мать, единственного человека, который, как она считала, умел управлять им? Катрин перехитрили, и сделал это великий, добрый Гаспар де Колиньи. Он тихо подкрался со своей религией и праведностью и завладел слабой душой короля. Колиньи хотел вскрытия, и король уступил ему вопреки воле матери. Она посмотрела на несчастное слабое лицо с налившимися кровью глазами и губами, покрытыми пеной. Ее голос прозвучал холодно, бесстрастно. Она полностью доверяла Рене; все будет хорошо, если он обещал это. — Мой сын, если ты хочешь, чтобы вскрытие состоялось, пусть будет по-твоему. На мой взгляд, королева умерла естественной смертью. Она была слаба здоровьем, много страдала; тяжелое путешествие ко двору и усилия, связанные с подготовкой бракосочетания, исчерпали ее силы. — Тем не менее, — закричал король, — я приказываю обследовать тело королевы Наварры. Ему исполнился двадцать один год, он стал мужчиной. Ее ошибка заключалась в том, что она до сих пор считала его мальчиком с неустойчивой психикой. Доктора уединились: среди них находились личные врачи Катрин, короля и Жанны. Результат обследования должны были объявить с минуты на минуту. Если Рене сплоховал, подумала Катрин, он погибнет; останется лишь слух, связанный с именем королевы-матери. Ее уже ненавидели. Какое ей до этого дело? Пусть они ненавидят ее сколько угодно, это не помешает ей править Францией. Жанна мертва. Филипа Испанский улыбнется, если он на это способен, в свою бороду. Элизабет Английская встревожится, услышав новость. Колиньи был подавлен горем. Сын Жанны, Генрих, еще не знал о случившемся, но скоро ему придется приехать ко двору. Он попадет в руки королевы-матери, которая возьмет его под свое крыло, будет опекать и направлять юношу как собственного сына. Ей нечего бояться — только людских подозрений и ненависти. Она уже вкусила их; никто не осмелится причинить вред королеве-матери. Любовники, объятые блаженной усталостью, лежали в темной комнате. Марго всплакнула. — Это от счастья, — сказала она. — Я долго скучала по тебе, желала тебя. Никто не мог занять твоего места. — Как счастливы мы могли быть, ты и я! Никогда не прощу тех, кто разлучил нас, — сердито заявил Генрих. — Моя мать внушает мне страх, Генрих. — Я имел в виду твоего брата. Именно он разлучил нас. Если бы не он, мы бы со временем поженились. Я говорю не о короле, а о твоем брате Генрихе. Он боится меня. Когда-нибудь я прикончу его… или он убьет меня. Я отомщу ему за то, что он сделал с нами, а адмиралу Колиньи — за смерть моего отца. — Не говори о ненависти, когда у нас есть любовь, — сказала Марго. — Мы снова вместе; давай радоваться этому. Забудем об остальном. Не будем думать о твоей мести моему брату и Колиньи, о моем браке с Наваррцем. Поживем в счастье, пока оно возможно. Она снова бросилась в его объятия, и он почувствовал, что она дрожит. Он попытался успокоить Марго, но она сказала: — Генрих, я не могу выбросить из головы мысли о матери. Ты думаешь, что она отравила королеву Наварры? Он не ответил ей; они надолго замолчали. Но через некоторое время они забыли о королеве Наварры, будущем браке Марго и мести. Они снова были вместе после долгой разлуки. По улицам Парижа шагала дородная женщина с платком на голове. Она подошла к группе людей, стоявших на рынке. Она знала, что они говорят о королеве-матери. — Значит, это было воспаление легких, — сказала одна женщина. — Так говорят… — Вы считаете, что врачи могли ошибиться? — сказала Катрин, закрыв лицо платком. — Откуда нам знать, какие дьявольские козни строит итальянка? Катрин засмеялась. — Вы думаете, она способна вызвать воспаление легких у своего врага? Люди тоже рассмеялись. — Она — колдунья. Ведьма. Эти итальянцы слишком хорошо разбираются в ядах, они применяют вещества, которые не оставляют следов. Нам не надо было впускать их в нашу страну. Катрин пошла дальше и вскоре присоединилась к компании спорщиков. Кто-то сказал: — Королеву отравили. Запомните мои слова — все подстроила итальянка. Королева Наварры отправилась к перчаточнику… личному перчаточнику итальянки. Доктора могут говорить все, что угодно. Возможно, они боятся. Раскрыв правду, они могут сами заболеть какой-нибудь загадочной болезнью, неведомой их коллегам. |