Онлайн книга «Земля »
|
– Гвозди вытаскивают из времянок, фотографии пи́здят… – Гвозди зачем? – Так порчи на гвоздях делают. Вначале изготавливают вольта, ну, двойника, куклу из воска, а потом уже во время обряда загоняют в неё гвоздик могильный и читают наговор на кладбищенском перекрёстке. – А фотографии? – На портрет кладут зеркало и как бы настаивают его на изображении покойника, типа как водку на апельсиновых корочках. А потом дарят или подбрасывают. – Какой-то ночной, блять, дозор! Антон дребезжаще похихикал: – Знал бы ты, что бывает, когда по весне ставят памятники! Чего только не находят под времяночкой! Трусы мужские-женские, кости-черепа петушиные! Установщики реально охуевают! Сам-то прикинь – трусняки сгнившие откопать! – Тоже порча? – Ага, на бесплодие или импотенцию. – И что установщики? – Меня тогда вызывают, чё! – он горделиво приосанился. – Я всю эту хуйню аккуратно прибираю, утилизирую по всем правилам. К поделу ж нельзя просто так прикасаться, чтоб на себя порчу не перетянуть. Можно сказать, колдовской яд! Как радиоактивные отходы! А по утрам чё творится! На крестах наузы ведьмачьи висят, возле оградок застывшие пятна крови и ветер перья несёт! Он в очередной раз захохотал, глаза его превратились в такие лукавые щёлочки, что я внезапно понял – последние пару минут меня бессовестно разыгрывают. Сделалось досадно. Во-первых, что я выставил себя каким-то развесистым лопушком. А во-вторых, потому что рассказ Антона меня увлёк. – Складно лапшишь! – я отозвался хмурым смешком. – А обгоревшие кошачьи тушки покачиваются на перекладинах крестов? – Котов тоже жгут, – кивнул Антон, не почуяв ехидства. – Собак, ворон, крыс, летучих мышей. Чего-чего, а всяких дуриков, которые начитались колдовского самиздата, у нас хватает. А ведь могли бы и догадаться, что кот вообще-то для тёмных сил зверушка самая что ни на есть родная. А вот петух, это да – птица божия. Когда кричит, нечисть разлетается. Его приносить в жертву бесоугодно. Или голубя, который символизирует святой дух. Или овечку, агнца, но это накладно… – Ну хватит уже байки из склепа зачитывать!.. – бросил я устало. – Шутка затянулась. – А я ни разу не шутил, если ты ещё не понял… – Ладно ещё “трагики”, – продолжал я возмущаться. – Иначе с чего бы Юра о них вспоминал. Но вот только про сатанистов твоих, колдунов и смертознатов он и словом не обмолвился! Получается, бригадир копарей и не в курсе такого беспредела? – А ты не думаешь, что он просто не всё тебе говорит? Это ж закрытая информация. – Тогда хуле мне её рассказывать, если она такая закрытая? – спросил я издевательски. – Случайно проболтался? Выдал секрет? – На всякий случай. Вдруг ты хитришь со мной? – Антон продолжал улыбаться. – А я ведь всё равно потом узнаю… Кстати, не смертознаты, а смертоведы. Или смертолюбы. Они, в отличие от других, порчи не наводят и ритуалы не устраивают. Предпочитают практиками духовными заниматься. Но тоже разные встречаются, всех мастей. Отморозки ихние называют себя кромешниками. Бесоёбят по полной, землю жрут, дрочат по ночам возле могилок, типа совокупляются с развоплощёнными сущностями. Но есть и интеллектуалы, так называемые “Посвящённые смерти”. Вот они, – подчеркнул, – как и ты, считают, что на кладбище смерти нет, только по-другому это формулируют. Что кладбище – это геопатогенная зона с концентрацией примитивных некроэнергий разложения, не имеющих никакого отношения к истинной природе смерти. Они на кладбище практикуют ужас, чтоб прозреть и что-то там отринуть. Я поэтому и заинтересовался, не из этой ли ты, часом, компании… – Значит, принял меня за одного из этих ебаньков? – Просто общую картину тебе рисую, – невозмутимо сказал Антон. – И мне в принципе пофиг, как мистически настроенные граждане называют и понимают кладбище: место силы, геопатогенная зона или портал. Каждый сходит с ума, как ему нравится. Одни чудики бегают и разбрасывают по могилам печеньки, а другие это всё подбирают – такой вот круговорот хавки. Но мы никому не препятствуем гробить себя!.. – он засмеялся. – Лишь бы после убирали за собой и костров не жгли. Вон недавно какие-то мудаки на активной могиле развели огонь. Сурен прибирался потом, памятник от копоти очищал, оградку заново красил. Было ж такое? – Ну, было… Мы уже минут десять стояли возле памятника композитору Бортко. – Заболтались! – Антон спохватился, глянул на часы. – Послушай, раз ты и правда не по этим делам, то забудь всё, что сейчас услышал. А то завёл, понимаешь, шарманку, что смерти нет на кладбище. Я и подумал… ***** Придя наутро в бытовку, я напрямик обратился к Юре: – С Антоном пообщался… – выдержал паузу для интриги. – Он такое, блять, понарассказал!.. Юра оторвался от заполнения листа-заказа: – Антошка у нас… э-э… – оскалился. – Известный фантазёр! Витя, шумно тянущий чай из кружки, заулыбался распаренным лицом. – И сатанисты на кладбище ошиваются, – продолжал я, – колдуны, ведьмы всякие. Порчи наводят, чуть ли не чёрные мессы устраивают! Звучало так, будто я ябедничаю. Сам не знаю, чего хотелось больше: разоблачений или, наоборот, подтверждений, что слова Антона хоть наполовину являются правдой. – Ну, живёт человек в своём мире. Тебе жалко, что ли? – спросил Юра. – Нихуя себе в своём мире! – воскликнул я. – Он прикольно иногда зачитывает, – вступился за Антона Витя. – Что даты жизни и смерти – это код человеческой души. Как инвентарный номер. ИНН в смерти. С топчана подал голос дядя Жора: – Но ведь так и есть… В переносном, конечно, смысле. – Вить, – спросил я, – вот ты лично видел на похоронах колдунов? Которые что-то в гроб подкладывают? – Я видел, – отозвался Юра. – Только не колдунов. От стресса у людей мозги набекрень едут. Бывает, жена сама просит, чтоб мужа с обручальным кольцом похоронили. Фотографии кладут, волосы на память срезают. Лишь посочувствовать можно. – Антоха образованный, – продолжал Витя. – Он мне показывал могилу на шестом участке. Там выцарапали с обратной стороны закорючки. Сказал, что это заклинание на языке мёртвых, и даже перевёл. Но не полностью, чтоб не подействовало. Я опешил: – То есть вас вообще не удивляет, что человек такое гонит? – Володенька, – кротко хлопая глазами, сказал дядя Жора. – Наша служба и опасна, и трудна. На кладбище мы видим очень много людского горя. Это непросто. И каждый справляется как может. Кто-то выпивает, кто-то превращается в циника, как врачи в морге. А у него такая психологическая защита… Несмотря на скисший перегар, сопутствующий словам дяди Жоры, звучали они здраво и очень человечно. |