Книга Не девичья память, страница 41 – Наталия Антонова

Не улыбались только Мирослава Волгина и мужичонка. Как избушка Бабы-яги к лесу, повернулся к операм задом, все внимание сосредоточив на Мирославе.

— А этой весной уже ночь была, меня бессонница мучила, и я то на балкон, то на кухню бегал. И тут слышу, кто-то к Пашке звонит. Пошел поглядеть в глазок, думал, дружки его приперлись. Ан нет. — Он заговорщицки подмигнул Мирославе.

Она буквально затаила дыхание, моля небеса, чтобы опера на время онемели.

— И кто же к Паше пришел, Эдуард Савельевич? — спросила она осторожно.

— Бабы! — выпалил он.

— Эко диво, — тихо проговорил Саша.

— Диво дивное, я вам скажу, — согласился с ним Парамонов.

— Чем они вас удивили?

— Так праздника чертей еще не было!

— Каких чертей?! — изумился Максим.

— Да у тебя, парень, я вижу, тыква на плечах вместо головы!

— Вы имеете в виду Хеллоуин? — поспешила вмешаться Мирослава.

— Вот! Его еще не было.

— А что было?

— А были три бабы в масках.

— Вы уверены, что три женщины были и в масках?

— Я в ту ночь трезвый был, — обиделся Парамонов.

— Паша им открыл?

— Поспрашивал, кто там, и открыл.

— А они что ответили на его вопрос?

— Сказали, что родственники из мамкиной деревни. — Парамонов хмыкнул: — Знаем мы этих родственников из деревни «Милый друг».

— Вы хотите сказать, что это были шлюхи? — спросил Саша.

— Массажистки, — на полном серьезе поправил его Парамонов.

— А друзья Пашины были в это время у него в квартире?

— Скорее всего, — пожал плечами сосед, — но сам я, как они приходили, не видел, так что врать не стану.

— Спасибо вам, Эдуард Савельевич, за помощь следствию, — поблагодарила Мирослава.

Парамонов приосанился и с достоинством ответил:

— Выполнил, так сказать, свой гражданский долг.

Когда он скрылся за дверью, оперативники и детектив вошли в квартиру Семакина.

— Что накопали, орлы? — спросил их следователь.

Максим пожал плечами, а Саша хмыкнул:

— Орлы пустые, а орлица кое-что в клювике принесла.

— Вот как, — Рябинкин посмотрел на Волгину, — и что ж накопали, госпожа сыщица?

— Откапывали мы вместе с ребятами, — Мирослава кивнула на оперативников, — но сами знаете, Сергей Викторович, что времена прошли, когда все обо всех знали. Теперь соседи почти не интересуются жизнью друг друга.

Он кивнул.

Волгина продолжила:

— Но вот сосед Семакина из квартиры напротив утверждает, что весной видел, как ночью в квартиру Павла звонили три девушки в масках.

— Грабительницы, что ли?

— Думаю, насильницы, Сергей Викторович.

— Почему же он им открыл?

— Думаю, что Паша решил, что это ему друзья сюрприз устроили.

— В смысле? — приподнял брови следователь.

— В том смысле, что вызвали ему на дом девочек из «Милого друга».

— Да, такое вполне возможно, — согласился Калинкин, — но если произошло это весной, то почему из окна он сиганул только сейчас?

— Не знаю… Может, его стали запугивать…

— Шантажировать?

— Может быть, и так.

— А я насчет соседа сомневаюсь, — встрял Саша.

— Неадекватный, что ли? — спросил следователь.

— По нему видно, что пьет. Поэтому все, что он сказал, я бы разделил пополам.

— Навряд ли Парамонову могли привидеться три девушки в масках. Сколько ж для этого выпить нужно?

— Может, он и выпил столько, сколько нужно? — улыбнулся Саша.

— А я склонен ему верить, хоть мужичок, конечно, и забавный, — сказал Максим.

— Я тоже склоняюсь к тому, что это были все-таки реальные девушки, а не видения. — Рябинкин подмигнул Мирославе, и она решила, что он таким способом поблагодарил ее.

— Семакин умер сразу, — спросила Мирослава, — ничего не успел сказать?

— С чего вы взяли, Мирослава Игоревна, что Паша умер? — Рябинкин покосился на Карелина и проговорил хитро: — Видимо, ваша сорока не была с вами до конца откровенна.

Максим побагровел и крепко сжал губы.

— Значит, он жив? — встрепенулась Мирослава.

— Семакин в тяжелом состоянии в больнице, — вздохнул следователь, — и ничего он не сказал. Нам остается только всем молиться, чтобы он выжил.

— А что сказали врачи?

— Что они говорят в таких случаях, — пробормотал Калинкин, — ничего.

— Тем не менее у нас есть надежда, — попыталась утешить его Мирослава.

— Надежда у нас есть всегда, — грустно улыбнулся следователь, — вот и живем ею, родимой.

Мирослава распрощалась и вышла на улицу.

Она не успела пройти и пяти метров, как ее догнал Максим.

— Вы сейчас куда? — спросил он.

— Пока не решила. А вы?

— Надо бы в отделение. Но не устроить ли нам небольшой перерывчик?

— Неплохая идея, — улыбнулась Мирослава.

Они присели за столик первого попавшегося уличного кафе. Заказали бутерброды с сыром и ветчиной. Карелин предпочел запивать их кофе, Мирослава — чаем.

О деле они не говорили, просто ели и смотрели на нахальных воробьев, которые пили-ели прямо из тарелок и стаканов, оставленных уже ушедшими посетителями.

— Скоро зима, — сказал Карелин.

— Но пока еще золотая осень, — улыбнулась Мирослава.

— А вы любите осень? — спросил он, вглядываясь в ее лицо.

— Нет, не особо. Я люблю, когда тепло и день длинный.

— Значит, любите лето?

— И весну… Ну, и сентябрь, если он хороший.

— Как в этом году?

Она кивнула.

— А за грибами вы любите ходить?

Она покачала головой:

— Я ничего в них не понимаю. Люблю просто гулять в лесу.

— А у нас в семье все грибники. — Максим повертел в руках опустевший стакан.

— Только не говорите, что хотите пригласить меня на тихую охоту, — пошутила она.

— На охоту не приглашу, а вот на пирог с грибами могу пригласить.

— Спасибо, Максим, но у меня негостевое настроение.

— Понял.

— Не обижайтесь, — она дотронулась до его руки, — просто я сейчас вся сосредоточена на деле…