Книга Не девичья память, страница 43 – Наталия Антонова

— Вы не боитесь быть следующим?

— Нет, — уверенно ответил он.

— Ну, что ж, счастливо оставаться. — Мирослава поднялась и направилась к выходу.

У двери прислушалась. Виталий не спешил закрывать за ней дверь, поэтому она просто захлопнула ее.

— Дело ясное, что дело темное, — пробормотала она сама себе, выходя из подъезда.

На крыльце Мирослава нос к носу столкнулась со следователем.

— Добрый день, Мирослава Игоревна, — усмехнулся Рябинкин.

— Неужто добрый? Впрочем, здравствуйте, Сергей Викторович.

— Вы от Ромашова?

— От него. А вы к нему?

Он кивнул.

— Желаю удачи!

Но Рябинкин не вошел в подъезд, а спустился вместе с ней на тротуар.

— Куда направили стопы? — спросил он.

— Куда глаза глядят.

— Я, пожалуй, составлю вам компанию.

— С чего бы это?

— Ну, после вас идти к Ромашову не имеет смысла, так что я бы с удовольствием послушал, какие выводы вы сделали, поговорив с ним?

Мирослава посмотрела на следователя, подумала минуту и кивнула:

— Хорошо, но разговаривать с вами на ходу я не стану. Нужно найти какой-нибудь скверик…

— Я как раз знаю одно такое местечко, — он подхватил ее под руку, — там уютно, и в это время безлюдно.

Они молча прошли быстрым шагом два квартала.

«Интересно, куда это он меня тащит, не в Тридесятое ли королевство», — подумала Мирослава.

Наконец они свернули за угол и оказались в небольшом скверике, густо заросшем деревьями и кустарниками.

Отпустив ее руку, Рябинкин пошел по узкой тропинке. Мирослава последовала за ним, гадая, куда это ее притащил местный Сусанин.

— Ну, вот мы и пришли, — раздался голос следователя.

Перед глазами Мирославы предстала старинная беседка, построенная не позднее XIX века и вся увитая красными листьями девичьего винограда.

— Что это? — спросила она.

— Это местная достопримечательность, — ответил Рябинкин, — так называемая беседка влюбленных.

— В таком случае, — хмыкнула Мирослава, — нам она точно подойдет.

— Зря иронизируете, — обиделся следователь, — нам здесь никто не помешает.

— В вашем городе перевелись влюбленные? — не смогла удержать улыбки Мирослава.

— Никуда они не перевелись, — парировал Рябинкин, — просто наши влюбленные днем в будни учатся и работают, а не бьют баклуши, как там во всяких губернских столицах.

— Ладно, — примирительно сказала Волгина, — я не хотела вас обидеть.

— Вы и не обидели. Я вообще по натуре человек не обидчивый. Может, слыхали, что на обиженных воду возят?

— Как же не слыхать, слыхала, — улыбнулась Мирослава.

— Я понимаю, — проговорил Рябинкин, — вы девушка молодая, красивая и, наверное, предпочли бы кафе?

— На работе я, Сергей Викторович, не девушка, а детектив.

— Ну, вот и ладно, — сказал он, входя в беседку и стряхивая со скамьи нападавшие листья.

Мирослава села рядом с ним и почувствовала, что атмосфера старинной беседки, тихий шум листвы и пряный аромат действуют на нее умиротворяюще.

— А теперь расскажите мне, что вам удалось узнать от Ромашова, — тихо попросил следователь, точно опасаясь разрушить хрупкую гармонию.

— Начать, наверное, надо с речи соседа Семакина. Он сказал, что видел трех девиц, звонивших в квартиру Павла.

— Но это было несколько месяцев назад.

— Да и именно тогда скончался Коршунов по известным вам причинам.

— Значит, вы думаете, что они и Семакина того?

— И Семакина, и Ромашова, — кивнула Мирослава.

— Но Ромашов жив и здоров, а Семакин не умер в постели, а выбросился из окна.

— Возможно, его начали запугивать, и он не выдержал психологического прессинга.

— А Ромашов?

— Именно тогда у Виталика появилась таинственная возлюбленная. И при этом он тщательно скрывает сам факт своей любовной связи.

— Вы что ж, думаете, — глаза Рябинкина полезли на лоб, — что он встречается с одной из тех?!

— Я в этом почти уверена.

— Но простите! Это невероятно!

— Сергей Викторович, сколько, должно быть, в вашей практике было невероятного.

— Хорошо, допустим. Но не ясно, с чего началась вся эта история. Может быть, ниточка все-таки ведет к «Милому другу»?

— Нет, скорее всего заведение госпожи Ветровой не имеет к этому делу никакого отношения.

— Вы что-то знаете?

— Когда Олег, Паша и Виталий еще учились в школе, они оказались замешаны в групповом изнасиловании некой Анны Полянской.

— Было заведено дело?

— Не знаю. Если и было, то его уничтожили, спрятав концы в воду.

— То есть?

— То есть мать Олега Елена Павловна Коршунова заплатила всем, кому надо, отмазав сына, а заодно и его приятелей.

— Откуда у вас эти сведения? — нахмурился следователь.

— Источники информации я вам, Сергей Викторович, не назову.

— Черт возьми!

— Довольствуйтесь тем, что я вам сказала или ищите сами.

— И поищем, — проворчал он. — А теперь расскажите, что вам поведал Ромашов.

— А, вот Ромашов мне как раз ничего не поведал. Он утверждает, что никакой любовницы у него нет, никакая троица к нему весенней ночью не врывалась и насилия над ним не учиняла.

— Вероятно, мне придется его допросить более пристрастно.

— Не утруждайтесь, Сергей Викторович.

— Это еще почему?

— Любовь у Виталия. И он будет стоять насмерть.

— Но любовь любовью, а…

— Вам этого не понять.

— Это еще почему? У меня что, любви не было, что ли?

— В том-то и дело, что была и, может быть, даже не одна и не две, — усмехнулась Мирослава.

— Что-то я вас не пойму…

— Там получилось по жизни, что у Ромашова до этого случая любви не было ни одной, и он уверен, что больше и не будет.

— Но почему?

— Вероятно, что-то с потенцией, — пожала плечами Мирослава.

— А как же с этой?

— Ей как-то удалось его расшевелить, и именно поэтому он по-собачьи ей предан.

— Занимательный случай…

— Весьма, — согласилась Мирослава.