Книга Я хотел убить небо, страница 43 – Жиль Пари

Антуан первым проскользнул под оградой.

– Антуан, немедленно вернись! – закричали Шарлотта и Рози, а Мишель и Жерар перескочили через изгородь.

Осёл немного попятился.

Антуан протягивал морковь и медленно шёл к животному.

Рози попыталась перебраться через ограду, но она слишком мало занимается спортом, и нам всем стало очень смешно, когда она свалилась в траву. Шарлотта мигом перелетела через изгородь и присоединилась к Жерару. Но тот схватил её за руку и сказал:

– Подожди, не надо. Смотри.

Осёл ткнулся мордой в ладонь Антуану, и через секунду ладонь была пуста.

Мы воспользовались удачным моментом, чтобы тоже пролезть под оградой, и Рози уже ничего не могла поделать с тем, что все от неё убежали – ну, понятно, все, кроме Жужуба, потому что он такой большой, что его ничего не стоит поймать. Осёл не знал, куда тыкаться мордой, – вокруг было так много моркови, но скоро он съел всё и никого не укусил и не ударил, а просто пошёл и укрылся в тени дерева. Кот сидел на руках у Алисы, но тут он вдруг выпрыгнул, опустился на все четыре лапы и побежал к своему другу ослу.

– Котёнок! – крикнула Алиса. Но кот её не слышал, он улёгся рядом с ослом, и Рози велела нам возвращаться.

– Он вернётся, когда проголодается. Не волнуйся, мышонок.

– Ну вот, видишь? – сказал Симон Рози. – Осёл всё-таки не злой.

– Да, ты прав, не злой. Но всё равно я его побаиваюсь.

– Не беспокойся, мы с тобой! – И Симон взял Рози за руку.

* * *

– Лев его проглотит и даже не заметит! – сказала Шарлотта.

Кот этого не слышал, он охотился за солнечным лучом.

Мы были очень довольны, что едем в цирк, но расстраивались, что кота придётся оставить дома.

– А может, надеть на него поводок? – предложил Борис.

– Или просто посадить его к тебе в сумку, – сказал я.

– Нет. У животных сильно развито обоняние. Коту будет очень плохо, если ему на шею нацепить поводок, а из сумки он унюхает львов и тигров и станет нервничать. И цирковые звери тоже распереживаются, если почувствуют запах кота. В цирк водят детей, а не животных. И давайте без ваших военных хитростей, хорошо? Со мной это не пройдёт. Кабачок, ты меня слышишь?

– Я ничего не делал.

– Вот и хорошо.

На прощанье мы все погладили кота, но ему было плевать.

Он продолжал ловить лапой луч и, когда мы вышли из комнаты, даже не побежал нас провожать.

На стоянке у дома стояла большая белая машина, а перед ней – нарядно одетая женщина с сигаретой в руке. Она постукивала по сигарете пальцем и стряхивала на землю пепел, делала она это слишком часто, так что в итоге упал и рыжий кончик, и женщине больше нечем было затягиваться, если не считать чистого воздуха «Фонтанов». Я успел заметить какого-то месье за рулём машины, но тут меня позвала Шарлотта.

Я запрыгнул в автобус, пошёл в конец салона и еле нашёл свободное место. Все ребята забрались с коленями на сиденья и смотрели в окно на белую машину, только Жужуба в автобусе не было.

– Почему она так одета? – спросил Ахмед.

– Идёт на службу в церковь, – предположил я.

– Да нет, Кабачок, – возразил Симон. – Сегодня ведь суббота, а по субботам Господь Бог отдыхает. Она едет вместе с нами в цирк.

– Она льва напугает своими духами, – сказала Беатриса. – Раз у животных сильно развит нюх, то в цирке будет просто кошмар.

– А кто это такая? – спросил я.

– Это мама Жужуба, – ответил Симон. – По-моему, ему повезло, что у него такая красивая мама, да ещё и машина крутая. «Мерседес»! Похоже, у родителей Жужуба куча бабла.

– Что такое бабло? – спросил я у Симона.

– Кабачок! Ты, может, нарочно прикидываешься? Бабло – это то, чего ни у кого из нас нет. Деньги, вот что, и у тебя их, наверное, столько, что ты даже не знаешь, куда их девать.

– А я бы знала, куда их девать! – сказала Беатриса. – Я бы купила билет и поехала проведать маму, и мы бы с ней уехали подальше от папы.

– А сколько плюшевых зайцев можно купить на бабло этой тёти? – спросил Ахмед.

– О! Такую гору, что тебя за ней не будет видно, – ответил Симон.

– Если бы у меня было бабло, я поехал бы вместе с братом на море. Да, Борис?

– Не знаю, вообще-то мы там уже были, давно, в детстве.

– Ну, теперь всё будет по-другому.

– Может, но бабла у нас всё равно нет.

– Дети! – крикнула Шарлотта. – Немедленно садитесь на свои места.

Жерар поставил кассету, и Шейла запела «Окончена школа» ^[7].

Ага, если бы.

Я сел рядом с Камиллой.

Она смотрела на пейзаж за окном, как будто бы сама была где-то там.

– О чём ты думаешь?

– О детях, у которых есть настоящие родители, и эти родители прямо сейчас с ними.

Она посмотрела на меня, и я пожалел, что выдернул её из пейзажа за окном.

– Настоящие или ненастоящие – это ведь неважно, – сказал я. – Главное, чтобы они тебя любили, правильно?

– Нет, это разные вещи.

– Знаешь, иногда мне снится, что я всё ещё живу с мамой. Я не рылся в её ящиках комода, не играл с револьвером. Она по-прежнему разговаривает с телевизором, и я всё время один. Я могу поиграть в шарики с жирным Марселем или Грегори и могу позавидовать соседскому типу, который разговаривает со свиньями, но всё это занимает совсем мало времени, а дальше я уже больше не знаю, чем заняться. И вот когда-нибудь я вырасту, и пойду работать на завод, и после работы буду приходить домой только для того, чтобы подавать маме новое пиво и до поздней ночи смотреть вместе с ней телевизор, и мы даже перестанем на ночь перебираться в кровати, будем засыпать прямо там, на диване, и я очень радуюсь, когда просыпаюсь и понимаю, что однажды я всё-таки порылся у неё в комоде.

– А мне сны не снятся, – сказала Камилла. – И я прекрасно знаю, что папа так часто уезжал из-за того, что они с мамой всё время ссорились. Мама занималась иголками и сердцами, которые нужно штопать, потому что просто не умела говорить: «Я тебя люблю». И всё-таки это была моя мама, и у меня был папа, и был дом, и даже моя собственная комната, и, когда я спускалась по лестнице завтракать, это была моя лестница, и когда я пила шоколад, то пила его из своей любимой кружки с маленькими зелёными ушами и моим именем на боку, и я думаю, что у всех детей, которые живут здесь, всё тоже было так. Даже если родители их били или привязывали к батарее, даже если папа или мама попали в тюрьму, или пытаются бросить пить, или что похуже, всё равно это был их дом, их родители, и всё это было лучше, чем тут, в «Фонтанах».