Книга Песнь Ахилла, страница 27 – Мадлен Миллер

Я столько раз просыпался здесь один, когда он навещал мать, что и теперь не удивился его отсутствию. Я закрыл глаза и снова погрузился в рой сонных мыслей. Время шло, жаркое солнце перевалилось через подоконник. Проснулись птицы и слуги, и даже воины. Их голоса доносились с берега, с тренировочной площадки – звуки повседневных хлопот. Я поднялся, сел. Его сандалии – перевернутые, позабытые – валялись возле постели. Тоже ничего необычного: он почти везде ходил босиком.

Наверное, он ушел завтракать, догадался я. Дал мне поспать. Я подумывал, не остаться ли мне в покоях до его возвращения, но это во мне говорила трусость. Теперь я мог восседать рядом с ним по праву, и взгляды слуг меня не отпугнут. Я натянул хитон и отправился искать Ахилла.

Его не было в трапезной, где слуги убирали со стола все те же знакомые чаши и блюда. Его не было в приемной зале Пелея, увешанной багряными коврами и оружием древних царей Фтии. И его не было в комнате, где мы с ним играли на лире. В самом ее центре одиноко стоял сундук, где когда-то хранились наши инструменты.

Не было его и во дворе, среди деревьев, по которым мы с ним лазили. Не было его у моря, на проступающих из воды валунах, где он дожидался матери. И на поле для тренировок, где потные мужчины с треском бились деревянными мечами, его не было тоже.

Стоит ли говорить, как расползалась во мне паника, как она вдруг ожила – увертливая, не внемлющая голосу разума. Я ускорил шаг: кухня, подвалы, погреба с амфорами вина и масла. И нигде я не мог найти его.

В полдень я отправился к Пелею. Вот до чего дошла моя тревога, раз я пошел туда: прежде я никогда не говорил со стариком один на один. Стоявшие у его дверей стражники остановили меня. Царь почивает, сказали они. Он один и просил никого к себе не пускать.

– Но Ахилл… – Я сглотнул, изо всех сил стараясь не выставить себя на посмешище, не потворствовать любопытству, которое я заметил в их взглядах. – С ним ли царевич?

– Он один, – повторил кто-то из стражников.

После этого я пошел к Фениксу, старому советнику, который был воспитателем при маленьком Ахилле. Я шел в его покои – скромную квадратную комнатку в самом центре дворца, почти задыхаясь от страха. Он разложил перед собой глиняные таблички, на них вчера ставили отметки – угловатые, скрещенные – мужи, присягавшие, что отправятся воевать против Трои.

– Царевич Ахилл… – начал я. Я говорил запинаясь, хриплым от паники голосом. – Я нигде не могу его найти.

Феникс с удивлением поднял голову. Он не слышал, как я вошел: он был туговат на ухо и глядел на меня слезящимися, мутными бельмами глаз.

– Так, значит, Пелей тебе не сказал, – мягко произнес он.

– Нет.

Язык у меня во рту был как камень, такой огромный, что я с трудом им ворочал.

– Бедняга, – добродушно сказал он. – Мать забрала его. Вчера ночью, пока тот спал. Они исчезли, и где они теперь, никто не знает.

Я не сразу замечу красные отметины на ладонях – следы от ногтей. Где они теперь, никто не знает. Может быть, на Олимпе, куда мне путь заказан. Или в Африке, или в Индии. В какой-нибудь деревне, где мне и в голову не придет их искать.

Я вернулся в покои, куда меня, заботливо поддерживая, сопроводил Феникс. Мой разум отчаянно метался от одной мысли к другой. Я вернусь к Хирону и спрошу его совета. Я обойду все близлежащие деревни, выкликая его имя. Она, наверное, чем-то подпоила его или увела хитростью. Он бы не пошел по своей воле.

Свернувшись калачиком в наших пустых покоях, я представлял себе, как все было: богиня, белая, холодная, склоняется над нами, над нашими теплыми спящими телами. Ее ногти впиваются ему в кожу, она поднимает его, и ее шея серебрится в лунном свете, падающем из окна. Его тело – спящее или усыпленное – обмякло у нее на плече. Она уносит его от меня, будто воин – труп с поля битвы. Она сильная, она поддерживает его одной рукой.

Нечего было и гадать, почему она его забрала. Я и так знал. Она хотела разлучить нас, при первой же возможности, как только мы спустимся с гор. Ну и глупцы же мы, злился я. Конечно же, так она и поступила, отчего-то это мне взбрело в голову, что мы в безопасности. Что защита Хирона будет действовать и здесь, чего прежде никогда не было.

Она заберет его в морские пещеры и научит презирать смертных. Она накормит его пищей богов и выжжет всю человеческую кровь из его вен. Она превратит его в фигуру, о которых слагают песни, которые рисуют на вазах, – чтобы он выступил против Трои. Я воображал его себе в черных доспехах, в темном шлеме, который полностью закрывает его лицо – есть только прорезь для глаз, в бронзовых поножах. Вот он стоит, держа в каждой руке по копью, и не узнает меня.

Время свернулось, сомкнулось надо мной, завалило меня. За окном луна сменила все свои формы и округлилась вновь. Я мало спал, а ел и того меньше, горе якорем пригвоздило меня к постели. И лишь неусыпная память о Хироне наконец заставила меня действовать. Впредь от своего не отступайся.

Я пошел к Пелею. Я опустился перед ним на колени, на шерстяном коврике, ярко затканном багрянцем. Он хотел что-то сказать, но я был быстрее. Одной рукой я вцепился в его колени, другой ухватил его за подбородок. Поза просителя. Я видел ее много раз, но сам прибег к ней впервые. Теперь я был под его защитой: по закону богов он был обязан обойтись со мной по справедливости.

– Скажи, где он, – попросил я.

Он не двигался. Я слышал приглушенное биение его сердца. Я и не думал, что просительство требует такой близости, что мы окажемся так тесно прижаты друг к другу. Его ребра впивались мне в щеку, кожа у него на ногах была мягкой, истончившейся от старости.

– Не знаю, – ответил он, и слова эхом разлетелись по комнате, потревожив стражников.

Я чувствовал, как они буравят взглядами мою спину. Просители во Фтии были редкостью, для такой отчаянной меры Пелей был слишком добрым царем.

Я дернул его за подбородок, притянул его лицо к своему. Он не сопротивлялся.

– Не верю, – сказал я.

Прошло несколько мгновений.

– Оставьте нас, – повелел он стражникам.

Потоптавшись на месте, они все-таки удалились. Мы остались наедине.

Он склонился к моему уху. Прошептал:

– Скирос.

Земля, остров. Ахилл.

Когда я встал, колени у меня ныли так, будто я простоял на них вечность. Я не знаю, сколько времени прошло там, в той длинной зале фтийских царей. Теперь наши глаза были на одном уровне, но он отводил взгляд. Он ответил мне, потому что был человеком благочестивым, потому что я был просителем, потому что того требовали боги. Иначе он бы этого не сделал. Воздух потускнел, в нем повисло что-то тяжелое, вроде гнева.

– Мне понадобится золото, – сказал я ему.

Не знаю, откуда взялись эти слова. Я никогда ни с кем так не говорил. Но теперь мне было нечего терять.