Книга Три этажа, страница 40 – Эшколь Нево

К нам вышел пожилой человек. Девушка ему заулыбалась: «Как дела, Авнер, все в порядке?» – «Все отлично, Мур», – ответил мужчина, а потом повернулся ко мне, взял меня за руку, поцеловал ее и сказал:

– Авнер Ашдот, с кем имею честь?

Я отняла свою руку и сказала:

– Двора.

Я видела, что он ждет продолжения, и поэтому добавила:

– Эдельман.

– Ок-руж-ной су-дья Дво-ра Э-дель-ман? – спросил он таким тоном, когда нельзя решить, уважение это или насмешка.

– Простите, мы знакомы? – сказала я.

И он улыбнулся и сказал:

– Скажем, что наши пути пересекались.

Я не могла решить, приятная ли у него улыбка или злобная.

Мур кашлянула и сказала:

– Не хочу мешать встрече однокашников, но Двору ждут на бульваре. Она помогает нам всем с юридической точки зрения.

Авнер Ашдот устремил на меня слишком долгий взгляд и потом сказал:

– Отлично, просто здорово.

И тут Мур спросила, могу ли я немедленно принять душ.

И Авнер Ашдот сказал:

– Конечно, пошли за мной.

●

Ты, Михаил, всегда утверждал, что это аморально, вкладывать в душевую тысячи шекелей. Что требуется для душа, кроме потока воды? Ты бы вынес решение и добавил еще несколько пар слов (даже в судебных решениях ты для выражения отвращения любил произносить двойные определения): возмутительное транжирство, чистейшая показуха, болезненный гедонизм.

После того как я выкупалась в компьютеризированной ванне Авнера Ашдота, я бы хотела, если можно, вынести на обсуждение еще одно двойное определение: чистейшее наслаждение.

Кнопки, которые регулируют тепло, холод и мощность струи, чтобы вы могли настроить все точно, а не примерно по вашему вкусу.

Устройство, не позволяющее парам слишком сгущаться.

Полки для туалетных принадлежностей, что полным-полнехоньки. Включая природные мыла и масла для ванны.

Ароматические свечи.

Кнопки для изменения цвета воды путем включения цветного освещения под водой.

Мягкие бархатистые полотенца.

Я знаю, что все это тебя интересует не больше, чем луковичная шелуха. Мне ясно, что эти технические усовершенствования в твоих глазах – ничто. Но мне важно, чтобы ты понял, Михаил: я не просто получила удовольствие от этой ванны – аж забыла, что вроде пора и честь знать, – но почему-то и много дней спустя я продолжала с тоской ее вспоминать. Прямо-таки по ней скучать.

●

Я сказала Авнеру Ашдоту:

– Спасибо. Ваша ванная комната и правда замечательная.

И он сказал:

– Я летчик, – и широко раскинул руки. Руки у него были тонкие и длинные. Очень не похожие на твои.

Я почувствовала, что должна сказать что-то еще, и сказала:

– Это очень любезно с вашей стороны.

И он сказал:

– Спать с ними в палатках я больше не могу из-за проблем в спине. Так хоть это.

– Совсем немало, – сказала я.

И он сказал:

– Это принцип. Почему бы не дать, если у вас есть?

Я снова сказала:

– Это очень любезно с вашей стороны. – И вдруг смутилась. Ведь не в моих правилах дважды повторять одно и то же за короткое время.

– Ну? Поехали? – поторопила меня Мур.

А Авнер Ашдот сказал:

– Это вам. – И вручил мне визитную карточку. На мгновение я заколебалась, взять ее или нет. У меня было странное, необъяснимое ощущение ловушки. Необратимости этого шага. Но Мур нервно переступала с ноги на ногу. С ее точки зрения, неподходящее время для колебаний.

И потому я ее взяла.

●

Визитная карточка все еще была в кармане моих брюк, когда я вышла из такси, на котором вернулась домой. Предвосхищая твой вопрос: да, я провела еще одну ночь в палатке на матрасе. Встретилась со всеми, кто нуждался в моих услугах. Выяснила, что между участниками акции протеста существуют острые противоречия. Назначила новые встречи на ближайшую неделю. Выкурила сигарету. Прошла сеанс рефлексологии. Сыграла на гитаре. Я пила теплое пиво, а питалась в основном пиццей с пепперони. Я знаю, ты не веришь в подобного рода резкие метаморфозы. Но, во-первых, резкая метаморфоза возможна, если под коркой внешней неподвижности идет процесс бурления, готовый в любой миг вырваться наружу. А во-вторых, это было, Михаил. У меня есть доказательства в виде фотографий.

И вот я стояла перед нашим домом, в котором мы прожили двадцать пять лет. Внезапно он мне показался – как бы это выразиться? – убогим.

Нет, не убогим. Отвратительным. Парковка, расчерченная на пронумерованные квадраты. Логотипы страховых компаний на заднем стекле каждой машины. Подстриженный по линейке кустарник перед входом. Домофон последней модели. Новенькие почтовые ящики – ни одного сломанного. На каждом не больше двух имен. Ряд чистеньких велосипедов. Столь ценимая нами тишина. Никакой громкой музыки. Никаких звуков скандала. Ужас.

Ты с гордостью называл наш пригород «островком здравого смысла».

Мне он в тот момент показался островком бесхребетного консерватизма. Добро пожаловать в Обывательск.

Ты часто повторял: «В тот день, когда вся страна станет такой же чистой, организованной, сознательной и разумной, мы поймем, что прогноз Герцля осуществился и сионизм победил».

Но в тот день я бы ответила тебе: «Сионизм загибается, а обитатели этого дома продолжают беспробудно спать. И пока им на голову не упадет крыша, они не проснутся и ничего не изменится».

●

Знаешь, что мне захотелось сделать, Михаил? Обойти весь дом и постучать в каждую дверь: к Рут и к Хани, к Кацам и к Разиэлям – и сказать им: «Жители Обывательска, проснитесь! Бросьте свой покер! Прекратите трястись над своими детьми! Забудьте про свои жалкие измены, на которые вас толкает не страсть, а пустота вашей жизни! Поднимите задницу с кресла перед телевизором и пошлите подальше финансового консультанта, который советует вам взять кредит и купить еще одну квартиру точно в таком же доме, расположенном точно в таком же пригороде. Избавьтесь от сонного морока, нехватки веры, нежелания шевелиться и равнодушия. Оставьте свое помешательство на отпуске, новом автомобиле, новых бытовых приборах. Перестаньте таскать детей по дополнительным занятиям. Рядом с вами происходят серьезные события, а вы дрыхнете».

●

Разумеется, ничего такого я не сказала. Не постучала ни в одну дверь. Стоило мне зайти в свой подъезд, как меня захватила та же серость существования. В квартире напротив Рут и Германа все еще ссорились. Вдруг раздался крик отчаяния. Кажется, потом кто-то заплакал. Я не уверена. На втором этаже я остановилась возле квартиры Хани. С минуту колебалась: может, постучаться к ней и попросить меня обнять, но от двери веяло чем-то таким, что я поняла: мой приход будет не ко времени и не к месту.