Книга Идеальная жена, страница 33 – Мария Воронова

Вряд ли. Он взрослый ответственный человек, умный и понимает, что в итоге навредит всей семье, в том числе и своей кровиночке. Что бы он там ни чувствовал, у него достанет силы духа и выдержки проявлять одинаковую любовь к обоим детям.

Но если начать противопоставлять… Все время тыкать носом, что это не твое, ты тут никто, ничего не решаешь, то Кирилл просто самоустранится. Никто так никто. Очень хорошо. Пусть о Егоре голова болит у Ольги Степановны, а у меня свой ребенок есть, им и займусь.

* * *

Леля остановилась посреди комнаты, оглядываясь.

– Уютно у тебя…

– Что, не ожидала?

– Честно говоря, да. Я думала, у тебя тут рюкзаки, ледорубы всякие валяются.

– Ага. А в центре костер с котелком, чтобы лишний раз на кухню не бегать.

Она улыбнулась, на секунду став прежней Лелей.

– Знаешь, когда полгода ночуешь где попало, то дома хочется комфорта. Садись, я сейчас чай принесу.

Стас выскочил на кухню, быстро включил газ под своим белым чайником с пятнышком сколотой эмали на боку и достал из шкафчика пачку чайных пакетиков (страшный дефицит, который еле удалось выпросить у мамы) и вазу с конфетами.

Подумав немного, взял еще бутылку ркацители и засунул в приемистый карман штанов.

В комнате достал из бабушкиной горки бабушкины же хрустальные бокалы с тусклым золотым ободком по краю. Вспомнил, что бабушка называла их свадебными, но решил, что это в любом случае не страшно.

– Вина?

– Я бы выпила, да, – кивнула Леля, – я вообще пью, Стас.

– Я тоже.

– Женский алкоголизм это совсем другое дело.

Он пожал плечами и налил. Вино красиво мерцало в старинном хрустале.

– Иногда я пытаюсь забыться с помощью вина.

– И как, помогает?

Леля покачала головой:

– Нет. Поэтому я, наверное, до сих пор еще и не спилась. Но все впереди.

– Это да. Конфетку? – Стас протянул ей вазу, и Леля выбрала «Невский факел». Стас улыбнулся. Он помнил, как Леля их любила, и накануне специально съездил за ними в фирменный магазин.

Она долго разглаживала фантик, а потом тщательно сложила из него маленькую лягушку. Стас вспомнил, как была у них классе в шестом мода на таких лягушек, складывали из чего попало, и подкидывали друг другу. Иногда с запиской, иногда без.

Стас поднял свой бокал:

– Ну, давай за нас, а то что мы без тостов, как алкоголики.

Леля чокнулась с ним, держа бокал за ножку:

– Знаешь, ты оказался первым, кто ко мне отнесся по-человечески.

– За девять лет?

Она кивнула.

– Я же говорю, вроде бы ни в чем не виновата, но стала не такой, как все. Будто призрак или сумасшедшая. А ты со мной как с нормальной женщиной. Хотя правы все, а не ты.

Не зная, что сказать, Стас подлил вина в бокалы, и тут в дверь постучала соседка с известием, что чайник, о котором Стас совершенно забыл, давно кипит.

Он сходил за чайником.

Леля так и сидела, болтала перед глазами бокалом и смотрела, как переливается вино.

– Если не хочешь, то не будем, – сказал он, – чайку попьем, да и все.

Они все-таки выпили, церемонно чокнувшись.

– Слушай, Лель, – вдруг вырвалось у него, – а если бы ты могла убить того гада, ты бы это сделала?

Она пожала плечами.

– Не знаю, Стас. Но не думаю, что мне стало бы легче, чем сейчас. Так я хоть сама про себя знаю, что ни в чем не виновата.

– А если бы могла ценой его жизни все остановить?

– «Если бы» не имеет значения.

– А ты никогда не думала об этом? Прости, что спрашиваю, но у меня в суде сейчас как раз дело о самообороне…

– Так смешно говоришь – у меня в суде. Как прокурор.

Стас фыркнул.

– Нет, я как раз считаю, что женщину надо оправдать.

– Это само собой. Но я бы, наверное, все равно не смогла угробить человека.

– А если бы у тебя был нож или пистолет?

– Все равно я испугалась бы. Я малодушная, Стас.

– Да ну что ты, – он погладил девушку по плечу.

Чай они так и не стали пить, переместились на диван и легли рядом поверх шерстяного покрывала, заложив руки за голову, как на пляже, и глядя в потолок. Стас сосредоточенно изучал лепнину и пытался найти какую-нибудь закономерность в отвалившихся кусочках.

– Не знаю, – вздохнула Леля, – что было бы хуже, как сейчас, или знать, что ты убийца.

– Но ты ведь только защищалась.

– Я и говорю, что малодушная. А вред… Вред он все равно нанес, пусть бы даже ничего и не успел мне повредить. Я даже не знаю, как это объяснить тебе. Вот человек – как пружина, а я будто разогнутая проволока.

– Леля, человек это человек.

– Ну, в общем, я сказала тебе, кто я. Чтобы ты понимал, что наши отношения ни к чему хорошему не приведут.

– Ты так говоришь, будто отношения это какая-то неподвластная нам отдельная сущность, но ведь ее нет. Есть только мы с тобой, и ничего больше. Никакого третьего.

Она засмеялась.

– Больше скажу, – расхрабрился Стас, – нет ни меня, ни тебя, а только решение, которое надо принять в эту минуту.

Леля засмеялась.

– Все так зыбко, – улыбнулся он, – иногда я думаю, что не могу войти в одну и ту же реку, потому что река – это я.

– Ты прав, – Леля повернулась, положила руку ему на грудь, – ты чертовски, кажется, прав.

Они лежали, и Стас старался дышать в такт дыханию Лели, но ему быстро стало не хватать воздуха. В светлых сумерках ее лицо смягчалось, и ему почему-то стало неловко смотреть. Он закрыл глаза и вдруг почувствовал прикосновение ее губ к своей щеке.

– Мешает борода? – спросил он тихо. – Если что, я сниму, ты только скажи.

– Нет, извини. Я просто…

– И я просто спросил.

– Как ты сказал: только змеи сбрасывают кожу?

– Не я. Гумилев сказал.

– Мне пора.

Он встал, подал ей легкий плащик, и Леля не отстранилась.

– Чай так и не попили, – улыбнулась она.

Стас молча положил ей в карман горсть конфет и потянулся за ветровкой.

Конечно, не так все просто, как он пытался ее убедить, и нельзя стать другим за одну секунду, и очень трудно вырваться из крепких объятий прошлых горестей.

Они вышли на улицу. Несмотря на позднее время, было светло, как днем, пахло рекой и бензином, а перед ними деловито пробежал кот, держа хвост трубой.