Онлайн книга «Идеальная жена»
– Все в порядке. – Но ты все время с книжкой. Ни гулять не хочешь, ничего… Почему? Что стряслось? Скажи мне. Егор резко помотал головой. – Пожалуйста, сынок. Поделись со мной, и мы все исправим. – Я не могу тебе сказать. Сердце екнуло, и пришлось схватиться за край стола, чтобы не упасть. Неужели его кто-то обидел? Она села на диванчик. Пульс зашкаливал, и губы затряслись, так страшно стало услышать то, о чем невозможно даже думать. И все-таки нужно, потому что дело не в ней, а в сыне. – Пожалуйста, Егор, я очень тебя прошу. Иди ко мне. Вот так, – она крепко обняла его, – все сделаем, все поправим, ты только доверься мне. Клянусь, что ни за что ругать тебя не буду. – Мне нельзя сказать тебе, потому что ты расстроишься, – сказал Егор глухо, борясь со слезами. Ирина поцеловала его в макушку: – Я уже расстроилась. – Ты еще сильнее расстроишься. – Нет. Когда люди узнают правду, им всегда становится легче. – Правда? – Ну, конечно. Егор всхлипнул и разрыдался. Ирина обнимала его, баюкала, как маленького, а у самой сердце выскакивало из груди. Она была близка к панике. Что делать, когда он скажет? Как утешить? Куда бежать? – Мне бабушка сказала, чтобы я тебе не жаловался, потому что мамочку расстраивать нельзя, – всхлипнул Егор и длинно, прерывисто вздохнул. – Ольга Степановна знает? – вырвалось у Ирины. – Так она мне и сказала, что у тебя скоро родится ребенок и я должен быть готов к тому, что больше не буду тебе нужен. – Что? – Она говорит, что у тебя новый муж и новая семья, и я лишний. – Ах стерва! Что еще она сказала? – Что я могу жить у нее. – И это все? Вот старая су… – Ирина осеклась. – Егор, ну как ты мог ей поверить! Ты же умный парень! – Я и не поверил. Ирина засмеялась от облегчения. – То есть она капала тебе на мозги и запрещала спрашивать меня, люблю ли я тебя, потому что это якобы меня расстроит? Егор кивнул. – А ты боялся нам с Кириллом надоесть, поэтому прятался от нас с книжкой? – Угу. – Ты хоть читал или притворялся? – Читал. – Слушай, ты никогда не бойся спрашивать у близкого человека о том, что тебя тревожит. Слова ведь для того и придуманы. Конечно, когда появится малыш, мы с Кириллом будем заняты им, но не потому, что любим его больше, а потому, что он маленький, вот и все. Ну а если тебе вдруг что-то покажется, то ты, пожалуйста, поговори об этом со мной. Хорошо? – Хорошо. – Ты мой самый любимый человек на всем свете, и это никогда не изменится. А сейчас пойдем на улицу? Егор энергично кивнул. – Собирайся, и я тоже оденусь. Ирина быстро натянула сарафан и вышла в коридор. Взяла телефонный аппарат – шнура как раз хватало до ванной комнаты. – Сейчас, сынок, одну секунду, – крикнула она, скрываясь в ванной. – Ты что, старая дура, охренела? – спросила она, когда Ольга Степановна взяла трубку. – Ира, я не собираюсь разговаривать в подобном тоне. – Ты какого хрена мне сына расстраиваешь? Что ты вообще лезешь, куда не просят? – Ирина, я, в отличие от тебя, думаю только о ребенке. – И поэтому решила развить у него тяжелый невроз? – Я пыталась как можно мягче подготовить его к переменам, чтобы они не стали для него неожиданностью. – Вы не имели права вести с ним такие разговоры, – сказала Ирина, успокаиваясь. – Знаешь что, я его родная бабушка, и, в конце концов, я в два раза старше тебя, так что не обязана спрашивать твоего разрешения, как и что мне говорить собственному внуку. – Короче, все! Жили мы как-то без вас пять лет и дальше прекрасно проживем. Все. – Интересно, как это ты меня прогонишь? – А вот попробуй сунься и увидишь. Ольга Степановна делано засмеялась: – Ох, Ирочка, я сунусь. Так сунусь… И на работу к тебе сунусь, и все расскажу. Как ты распутничала в первом браке, так что мой сын просто вынужден был уйти, как порядочный человек, и как теперь живешь с каким-то алкоголиком и диссидентом. – Попробуйте. – Ты, кажется, в партию собираешься вступать? Ну так людям интересно будет послушать, как твой муж льет помои на наш советский строй и пишет клеветнические стишки, которые мечтает издать на Западе. – Ольга Степановна, с такими идеями вам надо не ко мне на работу, а в поликлинику идти. В трубке язвительно рассмеялись: – Думаешь, мне не поверят? – Не знаю. Но психика сына мне дороже, чем партбилет. * * * Гарафеев взял в архиве историю Тиходольской и хотел устроиться с нею в ординаторской, но Витька увидел и прогнал его домой. Что ж, он зацепил в гастрономе две бутылочки пива, дома сунул их в морозилку, чтобы побыстрее дошли до кондиции, и хотел расположиться на кухне с историей, но вдруг вспомнил вчерашний разговор, и с ним случился переворот сознания. Не то чтобы он резко стал оголтелым защитником прав женщин, но в эту секунду Гарафеев на самом деле понял, почему Соня захотела с ним развестись и что значили ее упреки, что он делает только то, что хочет. Женщина не может позволить себе такой роскоши. Есть у нее настроение или нет, устала ли она, никого не волнует, в том числе и ее самое. Должен на столе быть обед, и точка. Ну а муж… Годами ходит мимо искрящей розетки, пока не нападет стих, и это всем кажется нормальным. Хотя от электротока умирают вернее, чем от голода. Советская женщина приучена ломать себя и в мелочах – и в крупном, для нее есть только долг, а делать что хочется это все равно как полететь на луну. Постоянное насилие над собой развивается в насилие над детьми, и так продолжается эстафета рабства и покорности, когда поколение за поколением бредет в никуда по серому болоту уныния и безнадежности, считая, что в этом и есть подвиг жизни. Соне удалось прервать эту цепочку, она воспитала Лизу жизнерадостной и свободной девушкой, которая не лентяйка и неряха, а просто здравомыслящий человек с нормальным чувством справедливости. Эх, Вовка бы еще сподобился понять это, и, желательно, не через двадцать лет грызни, а прямо сейчас. Но сделать это будет ему непросто, потому что наряду с парадигмой «ты же девочка» существует тезис «я мужик». Что еще вы от меня хотите, когда я уже осчастливил мир, родился с яйцами! |